— Москва она и есть Москва, уж выше некуда! Вот только официального заключения, что он пьяным был, у нас нет. Без него. Сами понимаете.
Разговор явно пошел не по тому руслу, на которое рассчитывал Дубяйко.
— Какое еще заключение, Парамыгин? Вы что, с ума посходили? Это что, партийная оценка? — Он навис над зеленым сукном, словно собрался вынести стол вместе с сидевшими за ним офицерами хоть куда-нибудь, но подальше от своего кабинета. — Партсобрание исключило! Единогласно! Вы что, коммунистам политотдела не доверяете?! С Луняниным, выходит, спелись.
Та-ак! А как считает подполковник Семенов?
Давно ходивший в замах начальника штаба вечно угрюмый и чем-то недовольный Семенов, уже видевший себя в новой должности после ухода Громова, развел руками:
— Почему же, коммунистам политотдела мы доверяем. Как не доверять!
— Ну вот, — облегченно вздохнул Дубяйко, считая, что дальше никаких казусов ожидать не придется и он быстренько доложит в политуправление и лично генералу Иванникову о том, что коммунисты полка из всего случившегося сделали верные выводы. Он уселся и привычно расправил плечи.
— Чего мы здесь разошлись, давайте послушаем Ерохина, — внес предложение Парамыгин.
— Чего его слушать, надо выносить вопрос на голосование. А, Сорокин? — Дубяйко хлопнул по красной папке ладонью.
Сорокин согласно кивнул головой. В кабинете наступила тишина. В стекло под мерное гудение кондиционера беззвучно билась одуревшая муха.
— Ерохин, подождите за дверью!
Вместе с вышедшим Ерохиным за дверь вылетела и муха, чем вызвала грустную улыбку у Парамыгина:
— Суждено уцелеть.
— И здесь не до шуточек, Парамыгин, речь идет о чести полка, о чести советской гвардии.
Дубяйко опять куда-то понесло. В Кандагаре он умудрился наломать дров, когда не дал справить свадьбу старшему лейтенанту Горупе и молоденькой медсестре из Кабульского госпиталя, доказывая всем и везде, что советские воины посланы руководством страны в Афганистан не для свадебных застолий. Медсестру срочно отправили по месту прежней работы, а Горупа сказал, что он этого никогда Дубяйко не простит. Пришлось и ему искать иное место службы.
— А может, детально поговорим о судьбе офицера, с которым мы прошли огонь, и воду, и медные трубы? — предложил я.
— Послушайте, Лунянин, вы со своими медными трубами обождете, а этот офицер должен был сам позаботиться о своей судьбе.
— У него же семья, дети.
— А что, у меня нет семьи, нет детей? У каждого из нас семьи! Вот пусть и объясняет своим, почему мы, его боевые товарищи, так поступили.
— Уже записался в боевые товарищи, — наклонился ко мне Парамыгин, — асфальтовый каток ему товарищ.
— Знаете, я против! Прав Парамыгин, нет у нас доказательств, что он был пьян. Надо провести расследование.
— Вы что, Лунянин, против партии?
— .против скоропалительного решения политотдела.
— Политотдел и партия — это одно целое. Сорокин, ставь на голосование! И учтите, Лунянин, ваша позиция мне непонятна и будет весьма неоднозначно воспринята там.
Где там, Дубяйко разъяснять не стал, взглянул на часы: через десять минут у него истекал срок, установленный политуправлением для доклада генералу Иванникову.
Я и Парамыгин голосовали против. К общему удивлению, подполковник Семенов оказался среди воздержавшихся. Когда-то на такой же парткомиссии мы спасали его от строгого партийного выговора: он развелся с женой, распутной бабенкой. Его Светуня после развода обобрала Семенова до нитки: что могла, распродала, а остальное загрузила в контейнеры и укатила в Ленинград. У Семенова не было детей, и это тогда смягчило его вину за то, что не сберег семью. Он же трясущимися руками тогда благодарил нас с Парамыгиным: «Спасибо, хлопцы, спасибо!» — «Так ведь все равно теперь в вечных замах ходить будешь», — говорили мы, имея в виду, что Семенов уже давно котировался на должность начальника штаба полка и мог бы занять ее. «Пусть в замах, но зато остался в армии».
Теперь же Дубяйко взглянул на Семенова, презрительно хмыкнул:
— Вы же сказали, что коммунисты политотдела поступили правильно, а не голосуете за эту правильность. Что-то у вас жизненные ориентиры скачут-прыга- ют. Или передумаете? Смотрите.
Семенов усердно тер непослушными ватными пальцами зеленое сукно и молчал.
***
— Николай, палатку будем брать или обойдемся и без нее? — жена упаковывала в багажник «зубила», так народ прозвал восьмую модель «Жигулей», сумки со снедью, водой, скатерть, запасную одежду, — я бы взяла, так, на крайний случай. Погода, она в горах непредсказуема.