При встрече он решил, что Маша будет его женой, и спустя два года она ей стала.
Как ни крути, Павел был обязан Глебу самыми счастливыми годами своей жизни. Репетиции два раза в неделю стали тем, что протащило его через темные подростковые времена. Несколько часов музыки — и посиделки до полуночи, сначала в «Макдональдсе», потом в Машиной квартире, когда ее родители окончательно переехали в Италию.
Это то, чего он ждал, то, на что он надеялся. А когда надеешься и ждешь — легче жить.
Если репетиции помогали выдержать каждодневные заботы, то концерты были путеводными маяками на протяжении целых месяцев. За последние полгода перед школьными выпускными экзаменами он не сошел с ума только благодаря намеченному на июль пятнадцатиминутному сету на небольшом загородном фестивале.
В тот день, как назло, накрапывал мелкий дождик, они тряслись два часа с инструментами в электричке, переполненной дачниками, грунтовая дорога к фестивалю размокла и стала почти непроходима. Организаторы метались между пропавшим тентом, дополнительными «Газелями», всякими большими «Мессами Грешников» — и никак не могли объяснить, во сколько и на какой сцене ребятам играть.
К счастью, их подобрал какой-то бородатый рокер в жилете Вассермана и с мудрыми глазами. Он с легкостью узнал все, что нужно, проводил ребят до места и вручил нужному координатору.
Казалось бы, выходя на промозглую сцену с каплями за шиворотом, с грязью, хлюпающей в ботинках, будешь в плохом настроении, отыграешь как попало и, разочарованный, уйдешь. Но, встав перед десятком незнакомых людей: кто под зонтиком, кто под курткой прячется по двое, по трое, с любопытными, заинтересованными лицами, Павел словно бы загорелся внутри. Он понял, что в эту секунду, в этот миг, у него появился шанс сделать что-то хорошее в этом мире. Сделать что-то не пустое, что-то живое, настоящее. Он переглянулся с другими членами группы, надеясь увидеть в их глазах то же самое чувство, но не понял, есть ли оно. Зато он понял, что впервые за долгое время чувствует себя внутри собственного тела. Будто пинг от его существа, от бытия к его сознанию и обратно сократился до нуля.
Он провел пальцем по клавишам, будто в первый раз.
Почувствовал, как Глеб кивает.
Зазвучал:
За горизонтами прокси-сетей
Под светом бессмертных неоновых звезд
Встретимся там
Морфеус нас проведет
Чрез торренты Стикса на лодке своей
Навсегда
Первая песня, которую он написал. Так получилось, что заглавная. И, наверное, лучшая.
Он смотрел на улыбающихся людей, качающихся в такт музыке, и радовался. Чувствовал плечами друзей, лучших людей на целом свете. Слышал музыку, которую они творили вместе, и получал от нее огромное удовольствие.
Если ты написал за жизнь одну хорошую песню, подумал он, значит, ты был не зря.
А потом ими заткнули дырку в расписании бардовской сцены — они играли то же самое, но в акустике. Потом тот самый рокер с мудрыми глазами повел их в палаточный лагерь, по воле обстоятельств — плавучий. Там они грелись у мангала, пили вино и радовались, что могут разделить грезы и проблемы с такими же, как они.
Такими же, но не совсем.
***
Глеб начал пить, когда у него умер отец. В то время он вообще много чего начал и много чего закончил. Например, закончил заниматься группой. Однажды пришел на репетицию и сказал, что больше не будет, что вы тут как-нибудь сами, точка.
Всё всем понятно — ему теперь деньги зарабатывать, мать содержать и братьев, но чтобы вот так, сразу, сказал — отрубил? Знатно тогда поругались.
Павел пробовал взять все на себя, какое-то время они еще поигрывали, но потом рассосались. Христофор и Жастя куда-то отвалились. Как оказалось после, за рубеж. Мария посвятила себя дому.
Павел не стал сдаваться легко. Целый год он мотался по группам, нигде не задерживаясь надолго. Его не выгоняли, нет. Уровень его был довольно приличным для той сцены, на которую он целился. Он сам уходил. Искал что-то непонятное самому. Искал ту искру, ту сущностность, что была у «Прокси-сетей», и не находил. Не найдя, разочаровался в себе, в людях, в самой музыке. Все, чем он жил последние несколько лет, оказалось лишь тенью, лишь дымкой. Все развеялось с удивительной легкостью.