Проснулась я среди ночи от ноющего чувства тревоги и ощущения неизбежности наказания за совершенное преступление. Я ощутила себя зажатой в углу. Выхода нет. Если «Дендра» обо всем прознает, мне сто процентов светит штраф, а может, и еще что похуже — я тут вспомнила, что разок за преступление против этики дали и реальный срок. Есть, конечно, небольшая вероятность того, что Стиви просто не заметит. Забросит детей в дом и не спросит, как там Рик, обкатала? Не спросит об этом у детей и через выходные, в третью субботу месяца — когда они пойдут в аквапарк. Он будет мокнуть в бассейне и скользить по горкам и совершенно позабудет уточнить у детей, нравится ли им их новый помощник. Да и дети вряд ли спросят его, зачем он подарил им помятого безглазого Рика. А потом они все и не вспомнят об этом подарке, как будто он не стоил как два мустанга, и я запросто попрошу Стиви подарить мне еще одного. Но даже если Стиви заметит, я ведь могу рассказать ему обо всем. И он в таком случае не потащит Рика на экспертизу. Возможно, он разозлится, скорее всего разозлится. Нет, он будет просто в бешенстве. Разорется на меня. Пообещает стереть меня в порошок. Скажет, что я совсем из ума выжила. Слетела с катушек. Но, в конце концов, спустит мне с рук эту маленькую шалость. Мне, конечно, после этого не видать никакого «Релакса». Да и в целом придется быть паинькой — идеальной бывшей женой и, возможно, даже свести Стиви с какой-нибудь симпатичной мамашей в разводе. Эта мысль ввергла меня в еще большее уныние, воображение рисовало чудовищные картинки счастливой идиллии Стиви и симпатичной мамаши. Они держатся за руки и едят одно мороженное на двоих в идиотских футболках с надписью: «Молодожены».
Встала с кровати, посмотрела на Рика, все еще находящегося в спящем режиме. Семьдесят килограммов синтетической плоти с компьютером вместо сердца. Идеальный мужчина, которого не существует. Ребенок сотни матерей и отцов, слившихся в миллионах строчек кода. Потрахаться, что ли, напоследок? Я надела на Рика свои солнечные очки. Так он выглядит гораздо лучше. Почти что идеально. И не скажешь, что там, за этой тонкой кожей, вместо костей — сталь, а вместо крови — масло. Интересно, когда они создадут настоящего робота? Такого, который переплюнет каждого из нас? Всех нас вместе?
Я закашляла. В комнате стояла дымка. Очень едкая и неприятная. А потом я услышала крик Джоан. Я подскочила к двери и открыла ее настежь. Дверь Джоан тоже была открыта, а за ней, в глубине квартиры, полыхало пламя. Джоан валялась в проходе в кружевных трусах белого цвета, руки закинуты на голову, подбородок смотрит в потолок, силиконовые шарики вместо груди разбежались в разные стороны, открывая костлявую грудную клетку, а из-под трусиков на лобке торчала надпись — «$X Addict». Я схватила Джоан за лодыжки и поволокла к выходу. Дым становился все чернее. И у меня закружилась голова. Груди Джоан болтались, как металлические шарики в игрушке-лабиринте — у меня уже целый ящик таких из «Макдональдса», — вправо, влево, вниз, вверх. Никак не встанут на место. Интересно, а тот красавчик все еще внутри?! Огонь медленно полз из квартиры, пожирая все на своем пути: дешевенькую репродукцию «Моны Лизы» и оригинальный офорт Гойи, изображавший какую-то ведьминскую оргию. Джоан очень гордилась этой вещицей и постоянно рассказывала историю ее приобретения. Начиналась она с неудивительного: «Познакомилась, значит, я с одним ирландцем в баре… Горячий был парень».
— Если бы не я — горячей была бы ты, Джоан, в самом прямом значении этого слова. — Я произнесла это вслух и с размаху дала ей по щеке. Я не представляла возможным спустить ее вниз на себе. В вертикальном положении она казалось мне куда более худой, фунтов сто, не больше, но судя по тому, с каким трудом я выволокла ее из квартиры, весила она все двести. Я размахнулась и еще раз треснула ее по лицу. Но она все не приходила в себя. И только в этот момент до меня дошло, что мы горим. В смысле горим по-настоящему. Горим так, что можно сгореть навсегда.
«Смерть — это всего лишь потеря информации», — пронеслось у меня в голове. Кто-то из великих говорил. Возможно, Морфеус из «Матрицы». Ни я, ни Джоан не обладали какой-то важной информацией, да и сами не представляли собой никакой такой особой ценности, но мне все равно хотелось продолжать загрязнять и захламлять нашу планету собой и информацией о себе. Думаю, Джоан тоже была бы не против прожить еще пару десятков порноактерских лет.
Я бросилась в свою квартиру за телефоном. Но какой-то хороший (а может, и не очень, иначе почему он еще не тут?!) человек уже вызвал спасателей — за окном взвыли сирены, а это значит, что все обойдется. Если, конечно, Джоан не успела наглоталась смертельной дозы угарного газа. Я окинула взглядом свою квартиру, высматривая что-нибудь ценное. Что-нибудь, что стоит прихватить с собой на всякий случай. Мало ли. Но там нечего было спасать. Я коммунист похлеще Ленина — не нажила ничего своего. Только мешок тряпок и куча кредитной техники. Пусть горит. Не зря же я платила за страховку. Во мне никогда не было вот этой хозяйственной жилки и желания как-то красиво обставить свою жизнь. Все это мне казалось мышиной возней и пустой тратой времени. Я схватила свой телефон и вдруг встала как вкопанная. Рик. Совсем забыла о Рике. О старом добром дядюшке Ри. Вот это везение. Так обычно не бывает. По крайней мере со мной. Я уж точно не из тех счастливых придурков, которые кичатся тем, что они везунчики. Скорее наоборот, я всегда кичилась тем, что я неудачница. Драма, знаете ли, тоже производит неплохое впечатление. Тем более если строить из себя циничное и беспринципное говно, есть шанс, что кто-то подумает, что ты на самом деле таковым не являешься.