Теперь магистр видел их вживую. Вживую? Он не был уверен, что големы живые. Он считал их лишь организованной материей, из их тел торчали корни и острые грани камней, их расположенные на груди лица никогда не меняли выражения. И только в лоскутных глазах было что-то… не живое, но источающее намерение.
С горного склона он не мог разглядеть их обычным зрением и потратил толику сил на творение линзы, чтобы наблюдать за происходящим внизу.
Големы чуяли его, он знал это точно: шип, растущий из его макушки, слышал, куда они устремлены. Это были не мысли, но нечто, что приказывало им идти вперед. Вот с этим существом придется разбираться, если нужно достичь равновесия. С этим и другими подобными.
Но существо пряталось, манипулируя големами на расстоянии. Оставалось в тени их спин.
Магистр поморщился: он услышал, как скрипят за спиной прутья клетки на колесах, это пленники пытались выбраться — без всякой надежды на успех. Его раздражала их настырность.
Он позволил себе отвлечься от линзы и приблизиться к изгоям в клетке, обвел их презрительным взглядом. Они будто собрали себя из первого, что попалось под руку на свалках западных городов.
Один из них, слева, что-то просипел. Магистр нехотя повернул голову.
Он мог бы сказать, что смотрит в свое собственное лицо. Таким оно было лет сто назад, когда магистр только-только вступил в должность. Еще лишенное морщин и пигментных пятен, не обзаведшееся шрамом на скуле.
Но, конечно, лицо магистра оставалось при нем, а это же было будто срезано и насажено на металлический шар, под кожей обозначились сварочные швы, вместо левого глаза сияла золотая заплатка.
Изгой уперся механической ногой, подтянул вторую, из плоти, и подполз ближе к решетке.
— Брат, — горло его скрежетало и булькало, — как ты… — изгой закашлялся и сплюнул мутным маслом, — мы же братья, одна кровь. Неужели ты не помнишь?..
Магистр смотрел на срезанный шип: изгой подвесил его на цепочку и носил на шее. Шип — сосредоточие творения, суть и сердце, был в пятнах и царапинах.
Брат магистра погиб уже давно. А это существо было никем и ничего не значило.
Магистр кивнул своим мыслям и вернулся к линзе. Первые ряды големов как раз подходили к будущей границе. Настало время действовать.
Шипение и отчаянные крики почти оглушили магистра: это растворялись пленники, отдавая остатки живой своей части на благо человеческих земель. Шип его нагрелся, втягивая чужую жизнь, и магистр задрожал от теплого чувства сытости, какое испытал всего третий раз в жизни.
Сила творения переполняла его.
Громыхнул гром. Порыв ураганного ветра пронесся по равнине, такой сильный, что повалил даже големов, тех, что помельче, но прочие устояли и продолжали идти.
Магистр освободил все полученное от изгоев.
Электрические разряды ударили по земле, прерывая движение воли, что двигала големов вперед. И они рассыпались комьями и клочками, покатились враз высохшие руки, остались только кое-где столбы обугленных ног.
Молнии двинулись дальше, на север, донося послание до того, кто мог его понять: человеческие земли вам не по зубам. Оставайтесь там, где вы есть, и мы достигнем равновесия.
Обессиленный, магистр лег на землю.
Клетка была полна праха и металлической пыли. Только исцарапанный отрезанный шип лежал теперь на дне, у самого края, и магистр смотрел, как покачивается цепочка, свисая почти до земли.
— Мы захватили несколько изгоев, я их всех осмотрела, они достаточно… откормленные, тебе должно хватить, — добавила архонтесса. Помолчала. И все-таки дала слабину:
— Принеси мир в наш край, сынок. Я верю, что ты сможешь.
Магистр почтительно склонил голову и ответил:
— Конечно, мама.
Статьи
Первое пришествие хоррора (Мария Гинзбург)
Является ли хоррор как жанр ядовитой заразой, занесенной с проклятого Запада, или же зародился под родными осинами, но долго скрывался в их тени? Когда он как литературный жанр появился на нашей земле впервые? Хоррор — это жанр малых форм, поскольку невозможно нагнетать саспенс на протяжении объемного произведения, или же отсутствие крупных произведений в жанре хоррора в настоящее время — признак того, что жанр еще полностью не сложился?