— Тогда что ты здесь делаешь? — спрашивает Кристина.
Терри смотрит ей в глаза — кажется, второй раз за день. Две бездонные пропасти пустой и темной души накрывают сознание, лишая какого-либо желания сопротивляться.
— Просто смирись, — просит Терри со вздохом. — Я не отниму у тебя друзей, но и не уйду. Просто смирись.
Кристине хочется сказать «друзья ни при чем», ей хочется сказать «ты мне просто не нравишься». Но тогда придется объяснять, почему. А она не уверена, что сама знает ответ.
***
Осень кажется бескрайней. Вспыхивает, как пожар, и бесконечно тлеет. Октябрь — а на деревьях листья, ноябрь — а кругом слякоть и никаких заморозков. В небе будто прохудился водопровод, и ремонтников не завезли.
К дню рождения Паскаля все немного простыли, устали и обратились в пессимизм. Даже Ник, который обычно щенок большой добродушной собаки, что-то вяло ворчит, раскладывая в коридоре зонт.
Джордж (наконец-то!) притаскивает на всеобщее обозрение свою девушку, с которой вообще-то уже год как, и дело близится к свадьбе.
— А это Терри, наш старый друг, — представляет ей шнурка Джордж.
Кристина пытается найти внутри огонек протеста. Но осень высосала из нее все силы, и если там что-то и тлеет в глубине, то вяло и несерьезно.
— Лет сто знакомы, — беззубо ворчит она, ловит ухмылку Терри и прячет взгляд.
У Ланы — горящие глаза, новый парень на буксире и «с ним надо дружить». Кристина оценивает угрозу дивану, хлюпает простывшим носом и предпочитает спрятаться на кухне.
На подоконнике: восемь, девять, десять кленовых листьев и три — дубовых. Во дворе: пятнадцать, шестнадцать, семнадцать машин и еще семь гаражей. В палисаднике…
— Ты дрожишь, — одеяло ложится на плечи, поверх него — огромные ладони. — И скучаешь наверняка.
— Там шумно, — жалуется Кристина, — здесь холодно.
— Сейчас, — говорит Терри, — согреемся, я притащил шампанское.
Сзади, под нетерпеливое «да где ж они» хлопают дверцы шкафов. На подоконнике появляются бокалы, которые тут же наполняются шипящим пенным янтарем.
— Мои любимые, — улыбается Кристина, протягивая пальцы к тонкой хрустальной ножке.
— Знаю, — кивает Терри. И зачем-то добавляет. — Паскаль говорил.
***
Кристина фиксирует: Терри гармонично смотрится в ее квартире. Курящим в окно, отнимающим у нее кружки, чтобы наполнить их чаем. Застилающим диван на ночь.
— Уйди, пьянь, — Кристина получает щелчок по носу, когда лезет обниматься.
— Но ты теплый, а мне холодно, — возмущается она и тянет руки, как маленький ребенок — «дайдайдай».
…Он ужасно ворочается во сне, и от этого странно спокойно и хочется улыбаться. Он варит вкусный кофе, он смотрит телек, сидя на полу, и никак иначе. Когда Лана приходит подыхать на любимый диван, можно запросто сказать, что диван уже занят.
Его друг (оказывается, у него есть собственный друг!), Поль, смотрит на Кристину, поджав губы, и спрашивает скептически:
— Опять? — но лезет знакомиться и даже что-то шутит, пока они выгуливают его в наконец-то заснеженном парке.
— Что это значит? — спрашивает Кристина.
Терри улыбается и пожимает плечами.
— Он немного странный, знаешь. Но не кусается. Так что просто не обращай внимания.
От его слов тянет привычной, знакомой болью. Врет, конечно, наверняка там что-то печальное, с привкусом пепла. Но, в конце концов, они вместе совсем недавно, и кто такая Кристина, чтобы во все это лезть?
Снег на перчатках безумно красивый. Терри сдувает его, натягивает на глаза Кристины шапку, и смеется.
Ей кажется, нет никого счастливее. Ей кажется, так будет вечно.
***
На самом деле, счастья хватает чуть больше, чем на год.
Они прощаются в темном коридоре. Без спецэффектов, как взрослые люди.
— Ты уверена? — спрашивает Терри. — Может, попробуем еще раз?
«Что там пробовать», — хочется сказать Кристине. Больше всего она желает смести с полки все хрупкое, чтобы с грохотом разбилось об пол, а лучше — об голову Терри. Но из последних сил заставляет себя вежливо улыбаться.
— Ты же понимаешь, так будет лучше, — она разводит руками.
У Терри в глазах — две бездны, в которых хрен что разберешь, и проще залипнуть в пустоте, чем достигнуть дна. Такие же темные, так в первые дни их знакомства. И при каждой ссоре все темнее и глубже. Кристине кажется — он смотрит насквозь. Будто чего-то ждет от нее, будто ему шага не хватает до «давай расстанемся». И это, скорее, самозащита — что Кристина делает этот шаг первой.