В понедельник прибыли беженцы.
Около дюжины, в основном — молодые мужчины и женщины в изорванной грязной одежде. Были среди них и раненные с кровавыми повязками; у одного сломана нога и наложена шина — идти ему помогали товарищи. У некоторых было оружие.
— Вы ещё кто такие? — вперёд выступил мужчина лет тридцати. Его лицо и шея были исцарапаны, точно на него напал безумный кот.
Мой отец и чужак настороженно смотрели друг на друга.
— Мы Шейнсоны, из посёлка, — сказал папа.
— Это хижина моего дяди, — сказал чужак. — Вам здесь не место.
— Майк Пирсон был моим другом.
— Ну, а я вас не знаю. Так что советую убираться. И поскорее, — чужак положил руку на кобуру с пистолетом, как бы подчёркивая серьёзность своих слов.
Папа сделал шаг назад и поднял ладони.
— Будем благоразумны. У меня здесь трое маленьких детей. Вы действительно готовы их выгнать? Мы ведь можем помочь друг другу. Моя жена обработает и перебинтует ваши раны.
Чужак задумался на несколько секунд, а потом нахмурился ещё сильнее.
— Сейчас не время для благоразумия, — сказал он. — Здесь едва хватит места для моих людей, мы не можем позволить себе быть милосердными. Вы должны уйти.
Беженцы мрачно наблюдали, как мои родители выносят вещи из хижины.
Пока мы с мамой и дедушкой паковали сумки, папа приставил к стене табуретку, чтобы добраться до охотничьего ружья, которое когда-то повесил там Пирсон.
— Ты что творишь? — спросил дедушка. — Те парни явно в курсе, как использовать оружие, а ты едва ли знаешь, какой стороной эта штука стреляет. Это форменное самоубийство.
Папа потянул ружьё.
— Я не собираюсь с ними драться. Мне нужно оружие для защиты. Кто знает, с чем мы столкнёмся в пути?
— А что, по-твоему, они подумают, когда ты выйдешь из хижины с ружьём? К тому же, здесь нет патронов. Без него будет лучше.
Папе не понравилось сказанное, но он слез с табуретки и помог нам с вещами.
Когда мы вытащили рюкзаки из дома, племянник Пирсона сказал:
— Еду оставьте. Наши запасы на исходе, — он неловко переступил с ноги на ногу и добавил: — Возьмите с собой немного. Для детей.
— Погодите, — сказал папа, делая шаг вперёд. — Одно дело выставить нас вон. Но будь я проклят, если позволю вам украсть нашу еду.
Трое чужаков тотчас вскинули оружие. Они не сказали ни слова, но их дикие, голодные взгляды были очень красноречивы.
— А что там, в большом мире? — спросил дедушка. Не знаю, пытался ли он разрядить обстановку или ему действительно был важен ответ на этот вопрос.
— Всё плохо, — отозвалась одна из женщин. — Вам бы лучше держаться подальше от главных дорог. Легионеры запросто стреляют в гражданских.
— Наши на подходе, — сказала другая женщина. — Нужно продержаться всего несколько дней.
Когда мы уходили, беженцы смотрели на нас с сочувствием, но никто больше не заговорил и не предложил остаться.
Грузовик был там, где мы его бросили, но уже без аккумулятора. Кто-то украл его, чтобы продолжить собственное путешествие.
Папа ударил кулаком в борт грузовика.
— Пришла беда… — он замолчал. — Ладно. Придётся прогуляться.
— Куда мы пойдём? — спросила я.
— Домой.
— Я думала, дома опасно…
Папа вздохнул.
— Безопасных мест не осталось, зайка. Придётся быть осторожными и надеяться, что бои идут где-то в другом месте.
— Мы можем разбить лагерь, — сказала я, подумав.
— У нас нет снаряжения. И лес — не лучшее место для младенца. Да и для четырёхлетки, если уж на то пошло.
— До посёлка минимум пять часов пешком, — сказала мама.
— Ничего не поделаешь. Будем делать остановки. Сколько там до заката? Шесть? Семь часов?
— Около того, — сказал дедушка. — Всё равно нам некуда торопиться.
Мы взяли воду и скромные запасы еды, которые нам позволили унести из хижины, заперли остальные вещи в грузовике и двинулись вниз по дороге.
***
Через три часа я впервые в жизни увидела мертвеца.
Мы держались обочины. Ноги мои гудели, несмотря на частые остановки. Каждый дедушкин шаг сопровождался хрипом. Мама несла Сару в слинге на груди. Ави путешествовал на отцовских плечах.
Грунтовая дорога вилась вверх по холму. После очередного поворота мы увидели его. Это был солдат Союза, он сидел, оперевшись о дерево, и смотрел в пустоту блестящими, лишёнными жизни глазами. Насекомые роились вокруг его обнажённых рук и головы.