Впрочем, нематериальные мотивы никто не отменял и в Золотой Век. Личная неприязнь, ненависть, корысть, ревность… Человек оставался человеком, даже сделавшись возможностями своими равным богам.
Комиссар редко встречал понимание среди других людей. Возможно, потому, что с другими людьми он встречался в основном по долгу службы, и все общение с ними сводилось для него в основном к допросам и снятию показаний.
Комиссар был одиноким и глубоко в душе несчастным человеком, хотя умело скрывал это от окружающих.
И вот теперь он неожиданно встретил вдруг понимание со стороны человека, только что пережившего смерть близкого и вынужденного отвечать на вопросы комиссара у еще не остывшего тела бывшего возлюбленного.
Это было удивительно.
Тем более удивительным было то, что человек этот был женщиной, и женщиной привлекательной.
В расширившемся здоровом глазу комиссара Ива увидела свое отражение. Изящная стройная женщина в умело подчеркивающей фигуру, но не стесняющей движений одежде, с правильными чертами лица, аккуратно уложенными темными волосами и яркими зелеными глазами, в которые так и просилась чертовщинка для завершенности образа, но которые сейчас переполняли усталость и скорбь.
Она была хороша и знала, что хороша.
Она заметила интерес комиссара, который не имел ничего общего с профессиональным, как замечала внимание мужчин и прежде — много, много раз, принимая его как должное, купаясь в нем, теша им свое самолюбие и используя изредка, чтобы поддразнить Тополя, когда ей казалось, что тому для оживления их отношений не помешала бы небольшая встряска.
Тополь был от нее без ума. Он был горд тем, что Ива была с ним, и страшно ревновал ее ко всей мужской половине населения Скопления — по поводу и без.
Тополь принадлежал ей. Весь. Целиком. Навсегда. Навечно.
И она так и не смогла понять, как он мог уйти.
У нее был мотив.
— Я не знаю, кто мог бы совершить это ужасное злодеяние, комиссар, — сказала Ива. — Маркус всегда был душой любой компании. У него не было врагов. И я не думаю, что они могли у него появиться после вступления в Братство.
Комиссар, погруженный в свои мысли, мало относящиеся к делу, задумчиво кивнул, кувыркнувшись в воздухе и даже не заметив этого. Потом, спохватившись, сориентировал себя относительно собеседницы.
— Не смею вас больше задерживать, — сказал он. — Примите мои глубочайшие соболезнования в связи с кончиной вашего… Вашего…
Он никак не мог подобрать подходящего слова. Ива помогла ему.
— Я просто любила его, — сказала она. — Любила так сильно, как никто никогда не любил.
Потом Ива все-таки разрыдалась, и ей пришлось уйти, чтобы окончательно не нарушить работу следственной группы градом своих запоздалых слез.
Комиссар провожал ее задумчивым взглядом.
Эксперты закончили работу, и тщательно упакованное в черный пластиковый кокон тело отбуксировали в морг.
Жадные раструбы пылесосов собрали кровавые бусины.
Все до единой.
Желтые ленты едва слышно шелестели в потоках искусственного ветра от вновь включившихся вентиляторов.
На похороны Ива не пошла.
Едва она представляла себе безмолвную скорбную толпу с блаженными лицами, все эти ряды плотно сомкнутых спин с горбами сложенных крыльев между лопаток, выпирающими сквозь свободные, черные сообразно случаю одежды, как ее начинало колотить, и приходилось снова и снова лезть в аптечку за дозой успокоительных. В конце концов она впала в некую разновидность кататонии, перестав воспринимать окружающее как реальность, и погрузилась в призрачный мир своих грез.
В этих грезах они с Тополем занимались любовью в гулком пространстве огромного зала, среди вращающихся вокруг них скомканных звериных шкур, у ребристого шара камина. Отблески пламени, бьющегося в воздушных потоках из скрытых защитными экранами форсунок, расчерчивали влажную кожу их разгоряченных тел рисунком из черно-багровых полос. Они были сильны и страстны, как молодые тигры, овладевая друг другом снова и снова во все расширяющемся облаке капель их общего пота, пологом тумана скрывшим их наготу. Она чувствовала вкус и запах его кожи, билась всем телом навстречу его неутомимым толчкам и в какой-то момент ощутила, что в ней зарождается новая жизнь.