Ленку обуял такой дикий страх, какой она никогда в жизни не испытывала. Она зашлась в беззвучном крике, тщетно пытаясь вскочить и убежать, не разбирая дороги, из квартиры.
Кот угрожающе зашипел и несколько раз поддел искорёженное тело Славы когтистой лапой.
Его добыча не подавала признаков жизни.
И тогда ужасный, гигантский, просто невозможный чёрный кот издал могучий торжествующий рёв:
— Ма-а-а-а-а-у-у-у-у-у!
И настолько силён был этот крик, что у Ленки заболели барабанные перепонки, от вибрации заныли кости, и на какое-то мгновение она полностью оглохла и почувствовала, как поток воздуха вдавливает её в пол…
Кот обернулся и посмотрел на Ленку: жёлто-зелёные глазищи угрожающе сверкнули, а затем он прыгнул.
У Ленки отчаянно закружилась голова. Теряя сознание, она увидела жёлто-зелёные искры и языки пламени, что ползли по стенам.
Белое, вокруг было только лишь белое, пушистое… Ленка парила в невесомости, наслаждаясь легкостью и безмятежностью белоснежного и мягкого, что окружало её.
И вся жизнь её была в этой удивительной белоснежности, никаких больше мыслей, никаких воспоминаний, никаких тревог…
А потом белое ушло, развеялось, и она увидела неприятное место, больничную палату, странно пустую, хотя рассчитана она была на шесть человек. Пять ровно застеленных коек с грязно-белыми корабликами подушек ждали своих пациентов, и только шестая койка у зарешеченного окна не пустовала.
Маленькая сухонькая старушка в каком-то в аляповато-цветастом балахоне лежала, неестественно вытянувшись в струнку на койке. Глаза её, расфокусированные, ничего не соображающие — излучали дикий страх, а руки и ноги были накрепко привязаны широкими ремнями к самой койке.
Ленка с ужасом смотрела то на старушку, то на решётки на окнах.
Осознание того, что эта больница — психушка, пришло сразу, и Ленка в панике ринулась к двери, совершенно не чувствуя пола под ногами, да и самих ног тоже.
Она уже хотела вылететь из палаты, но дверь открылась прямо перед её носом, прошила Ленку насквозь, и двое мужчин, один из которых был Слава, шагнули ей навстречу.
Ленка настолько обалдела, когда увидела в психушке Славу, что не заметила, что стала проницаемой для двери, и только когда тощий улыбчивый врач с элегантными очками в золотой оправе и Слава, не обратив на неё никакого внимания, так же прошли сквозь Ленку, она поняла, что с ней что-то не так.
«Я сплю? — удивлённо подумала Ленка. — Или я…» Она невольно осеклась, настолько ужасная мысль ей пришла в голову.
Cлава и врач тем временем подошли к связанной старушке.
Слава робко и выжидательно посмотрел на врача, который, довольно улыбаясь, обратился к старушке:
— Как поживаем, Анастасия Терентьевна?
Старушка с трудом повернула голову и попыталась что-то сказать, но получилось у неё только бессвязное мычание.
Врач картинно всплеснул руками и радостно откликнулся:
— Хорошо пожи-и-и-ва-а-аем, не буяним и не бегаем, режи-и-им соблюд-а-а-а-ем.
Слава в прострации смотрел на пациентку, вид у него был обескураженный и потерянный.
— Вы не беспокойтесь, Вячеслав Борисович, — деловито сказал врач. — Лечение идёт по плану. У вашей мамы всё хорошо, но иногда она пугается и может нанести себе вред, и тогда мы её привязываем. Ремни — удобные, широкие, фиксируют надёжно, но кожу не повреждают.
Слава слегка поморщился и удивленно спросил врача:
— Мама бегала?
Золотая оправа сверкнула, и врач, бодро жестикулируя, радостно ответил:
— Да, такое было несколько раз, она испугалась уколов. Иногда люди боятся уколов, ну это ничего-ничего…
Врач довольно усмехнулся.
— У нас ко всем пациентам есть подход. Жаль только, что у неё сердце не совсем в порядке, но в таком возрасте полностью здоровых людей уже нет, сами понимаете. Приходится лечить не только основной диагноз, но и сопутствующие болячки…
— А почему тут так странно пахнет? — растерянно спросил Славик.
— Это… кхм… — врач кинул взгляд на пациентку и быстро-быстро заговорил.