— Маш, я не буду… — всхлипнула Ленка. — Мне так стыдно. Я, я… я раньше такая дура была.
Ленка с трудом перевела дыхание, её душили слёзы.
— Эй, ты что, плачешь? — раздался удивленный голос Маши.
— Я на тебя зла не держу, — вздохнув, сказала Маша, — хотя, когда тебя прорвало по пьяни на откровенность, было очень обидно. С другой стороны, я и раньше видела, насколько у тебя мозги промыты, так что ничего удивительного на самом деле…
— Маш… — снова всхлипнула Ленка.
— Ну что «Маш»? Раз осознала всё, и сама просишь прощения, можно замириться и попробовать возобновить нашу дружбу. Но, сразу говорю, на грабли я только один раз наступаю. Тебя когда выписывают?
— Третьего января, — прошептала Ленка.
— Если хочешь, я к тебе в гости приду.
— Конечно, хочу! —выпалила Ленка.
— Ну вот и отлично, — рассмеялась Маша. — Посидим у тебя дома, чаю попьём, пообщаемся, про пожар, если хочешь, расскажешь, и даже можно про этого твоего парня, как его там, Слава? Тот ещё субчик был.
Зарисовки
Это все ты (автор Тёма Крапивников)
Ты сыт. Ты обут. Ты удовлетворен. Твоим текстам рукоплещут.
Ты выходишь из дома и гордо ступаешь по фиолетовой жиже дорожного полотна, руками раздвигаешь лианы, принюхиваешься к терпкому запаху фланирующих грибов. Небо стрекочет и раздвигается, и из разлома в голубой вышине величаво вышагивает большой мохнатый паук.
Тебя это немного коробит, ты закрываешь глаза, считаешь до трех — и оказываешься в старинном британском пабе. Пузатые мужики за стойкой спорят о тактике «Ливерпуля», их дамы хрустят фишем с чипсами, и горьковатый эль льется рекой. Ты заказываешь кружку, вливаешь в себя, и она оседает в желудке пьянящей банкой варенья.
Оккупанты не соврали.
В тот день, когда ты сидел в подземном бункере, читал с телефона статью борца с коррупцией, когда пересчитывал купюры в тощем кошельке и увидел вдруг на экране радара пятнышки чужих космических кораблей, ты вдруг на секунду подумал — а стоит ли Земля того, чтобы ее защищать?
И в эту секунду, в эту щелочку в тебя влез мозговой щуп пришельцев с предложением, от которого невозможно отказаться.
Ты предаешь родную планету. И получаешь взамен все.
Тебе показалось, что это неплохая сделка. Здоровье, бессмертие, деньги — ерунда, самая вершина айсберга. Теперь ты можешь побыть совершенно один, а можешь сотворить воображаемых собутыльников или читателей. Можешь стать женщиной, динозавром, кофейным зерном в кофемолке. Число желаний ничем не ограничено. Ты действительно можешь все, на что только способно твое воображение.
Правда, стоит отвернуться, — и созданная лично для тебя иллюзия исчезает, растворяется, обнажая новую мрачную реальность, в которой совершенно нет места для людей. Без тебя-наблюдателя мир формируют наблюдатели — они.
Поэтому тебе некогда страдать. Ты не можешь корить себя за содеянное. Каждую секунду бессмертия ты должен тратить на то, чтобы поддерживать хотя бы фасад преданного мира. Хотя бы память о нем.
В детстве ты любил плюшки, которые пекла бабушка. Поэтому ты закрываешь глаза и мысленно едешь к ней.
Фанерон из фанеры (автор Борис Артерия)
Если ты всё ещё чуточку Бог, то сможешь закрыть окно.
И завязать петлю.
Не так уж просто, если подумать — твой галстук всегда завязывала Мария. Тебе чертовски шли мрачно-пурпурные, в цвет потухающего престижа. В звёздную крапинку — ты был совсем пижон, а? Молодой художник. Вдали уже машет Дали.
Надевал галстук даже в эту дешёвую закусочную. Как она называлась? Карабин? Патронташ? Что-то такое с привкусом пороха.
А этот старый цыган у входа, помнишь? Одни глаз зелёный, второй хитрый. Играл на гитаре за восторги и мелочь.
— Дьявол, чтоб тебя! — так ты восхищался, бросая четвертак?
Дьявол, а играет в раю.
Прежде тебе никогда не везло в лотереях. Тот розовый попугай на ярмарке не в счёт. Ты всё равно отдал его сестре. И вообще, он знал лишь одно слово: «Фатум».
А потом случился самый большой куш в твоей жизни.
Искать ответы не хотелось, у тебя была идея получше. Теперь ты мог всё. Послушный мир свернулся у ног, Вселенная горячо поцеловала тебя в губы, Демиург подсуетился с авторскими правами.