— Знаешь, пока ты валялся, опять кто-то ходил. Серьезно, я четко слышал, аж за ружье схватился, мало ли, потапыч обнаглел… — Он посмотрел на бесполезные часы. — Я ей сказал: ты, главное, глупость эту забудь. Это он тебя доводит нарочно, я приду — поговорю с ним по-мужски, мигом свои капризы забудет. В кино сходим, развеешься, там фильм с этим… Ален Делоном, он ей нравится, потерплю, раз такое дело. Обещал к семи быть, как штык… Слушай! — Он вдруг насторожился и перешел на шепот: — Опять кто-то ходит…
Нигдеев затаил дыхание. На этот раз шаги были отчетливей. Кто-то невидимый в тумане, но очень близкий осторожно крался вокруг каменистой плеши — кто-то почти беззвучный, и только абсолютное безветрие позволяло уловить бесшумные всхлипы мха под ногами.
Юрка потянулся за ружьем. Дуло едва заметно стукнуло о камень, и шаги тут же стихли. Нигдеев, выпучив глаза и обливаясь потом, пялился в туман, отчетливо ощущая чужое присутствие.
— Пальну? — одними губами спросил Юрка. Нигдеев моргнул, приходя в себя.
— Свихнулся, — нормальным голосом сказал он. — А вдруг человек? Мало ли дураков?
— Откуда здесь люди, — упрямо покачал головой Юрка. — Либо медведь, либо ёкай. Я бы пальнул, а?
— Ружье положи, — процедил Нигдеев. Туман по-прежнему подступал к ним вплотную, все такой же густой и непроницаемый, но чувство чужого, прячущегося за белой стеной, исчезло.
Нигдеев выудил из рюкзака термос чая, обернутые в газету котлеты и крошечную кастрюльку с вареной картошкой. Юрка достал две банки кильки в томате и черный хлеб. Неизвестно, сколько прошло времени с тех пор, как они застряли в тумане, но жрать хотелось страшно, и ни головная боль, ни нездорово сосредоточенная Юркина физиономия уже не могли отбить аппетит. Нигдеев вдумчиво жевал, уйдя в себя, смакуя живой, теплый вкус мяса и аромат чеснока, чтобы отвлечься, не видеть ни лица друга, ни белой стены вокруг.
Юрка шумно втянул в рот последний килечный хвост, отхлебнул чаю и вдруг спросил:
— А тебя твоя мелкая любит?
— Конечно, любит, — не задумываясь, ответил Нигдеев. — Что за вопрос? Я ж ее отец.
— А мой вот как-то… — Юрка судорожно вздохнул. — Он вообще какой-то… не знаю даже. Ленка же веселая была, а теперь только ревет и ревет. Он из нее всю душу высосал, ни спать, ни есть не дает, прям как нарочно. Ее доводит, а меня вообще ненавидит — я его только на руки возьму, а он сразу глаза выпучит и орать. Смотрит так, как будто я не отец ему, а леший какой… Не слушается вообще… Я бы и плюнул, да такого на место не поставишь — он сам тебя потом…
— Дети, — пожал плечами Нигдеев. — Моя тоже не ангелочек, да что поделаешь. Воспитываю, как могу, и тебе придется.
— Не, тут другое… — Юрка пошевелил пальцами. — Беспокоюсь я. Ленку вон до ручки довел… Сколько времени, как ты думаешь?
Нигдеев покачал головой, вытягивая шею. Кто-то снова ходил вокруг. Кто-то подобрался еще ближе — Нигдеев слышал, как поскрипывают камни. На загривке шевельнулись мелкие волоски. Внимание сконцентрировалось настолько, что, казалось, голова вот-вот лопнет от напряжения. Кто-то ходил в тумане. Кто-то недобрый. Кто-то похожий на мелкого, тощего сопляка со злыми желтыми глазами…
Нигдеев осел и трясущимися руками выудил из пачки сигарету. Сломал две спички, пытаясь прикурить, но наконец сумел затянуться. Медленно выпустил синеватый дым, мгновенно растворившийся в туманной мгле. Буркнул все еще лупающему глазами Юрке:
— Ты достал про своего мелкого ныть. Мерещится уже.
— А может, не мерещится, — тихо ответил Юрка. — Говорю тебе, это ёкай. Вот мой спиногрыз тоже…
— Что — тоже?! — рявкнул Нигдеев.
— Ленку того… теперь за мной пришел.
— Тебе к психиатру пора, ты в курсе? — яростно заорал Нигдеев, и Юрка обиженно замолчал, нахохлившись.
Нигдеев уже начал задремывать, когда он вдруг завозился, сбивая сон. Не веря своим глазам, Нигдеев смотрел, как Юрка достает ключ, подносит его к обломку руды. Разжимает пальцы.
Звяк.
— А ну дай сюда! — завизжал Нигдеев.
Он рванулся, сжимая кулаки, и тут же взвыл, повалился на камни, хватаясь за колено. Юрка испуганно сжался, прижимая ключ к груди, и его невнятно-желтые глаза округлились, стали большими, как у ребенка. Скрипя зубами, Нигдеев кое-как сел. Казалось, от боли трясется каждая жилка в теле.
— Да что за ключ вообще? — плачущим голосом спросил он, и Юрка плотнее прижал свою игрушку к груди, просунул за пазуху, чтоб не отобрали.
— Так от шкафа же ключ, — сказал он. — Я таблетки в шкаф прибрал и на ключ запер.