То есть, пытаясь определить конкретный сорт ретрофутуристики, мы соскальзываем к описанию штампов.
Требуется перейти от интуитивного определения — к четким критериям.
Для этого разберем два «встречных вектора», которые часто можно наблюдать при многолетних трансформациях фантастических сюжетов. Ярче всего они проявляются в двух моментах:
Где-то с конца XIX века, когда стало понятно, что Луна все-таки необитаема и безжизненна, взоры жаждущих Контакта устремились на Марс. Но следующие семьдесят лет — это непрерывное отступление оптимистов на все более оборонительные, скромные позиции. Этапы этого отступления легко читаются в истории фантастики.
Марс 1890—1910-х — Герберт Уэллс «Война миров». На красной планете есть развитая, агрессивная цивилизация.
Но потом все более властно вступает в свое права парадокс Ферми — космос молчит, нет радиоперехватов, да и телескопы развиваются. Ясно, что всепланетной технологической цивилизации там нет.
Марс 1910—1930-х — Эдгар Берроуз «Принцесса Марса» (1912), Алексей Толстой «Аэлита» (1923). Фантастами допускается существование государств и даже серьезной техники, но уже без экспансии в сторону Земли. Упадок, деградация, съеживание — вот образ цивилизации Марса.
В 1920-х удалось измерить температуру поверхности, узнать состав атмосферы — и вот понятно, что там арктические пустыни в лучшем случае, а может, и вообще жизни нет.
Встреча с марсианами, похожими на людей, стала ретрофутризмом.
Марс 1940-х — воплощен Робертом Хайнлайном в «Красной планете» — местную цивилизацию надо представлять как незаметную, пусть имеющую биологические формы, но никак не техническую. А потому полумистическую, интровертную вещь-в-себе.
Марс 1970-го — никакая живущая цивилизация или нормальная биосфера — невозможна. Остались варианты со «спящими организмами». И в 2000-м — фильм «Красная планета» — именно о проблемах, порожденных такими организмами, которые сожрали все земные посадки.
Наконец, «Марсианин» — книга и фильм 2015 года — вообще ничего биологического на красной планете не увидишь. Задача персонажа — просто выжить. Элементы фантастического — очень малы, и все допущение можно свести к некоей доле альтернативной истории — как если бы марсианскую программу 90-х не положили на полку под предлогом экономии бюджетных средств.
Теперь рассмотрим встречный вектор — путешествие в другой мир.
XVII–XVIII века — это полусказочные полеты, причем нет большой разницы, путешествовать на Луну вместе с героем Сирано де Бержерака или же плыть к вполне земным странам с героем Свифта, приключения будут приблизительно одинаковыми, а доплыть куда-то на корабле куда вероятнее, чем долететь до Луны на раме, к которой привязаны десятки уток.
XIX век — Жюль Верн «С Земли на Луну» — уже показан большой индустриальный характер проекта покорения космоса.
Первая треть XX века. Формируется представление о ракетных двигателях (Константин Циолковский), о необходимости создания сложнейших научно-технологических комплексов. Поскольку на Луне и Марсе продолжается конструирование образов жизни, но представления эти с большим трудом выходят за грань гуманоидных образов — Уэллс уже представляет марсиан не-людьми, но немедленно делает из них чудовищ.
Вторая треть XX века. Приходит понимание сложности межзвездных перелетов — барьер скорости света постоянно откладывает путешествия «вне Солнечной системы» в отдаленное будущее. Вторым блоком идут образы многообразия жизни, о потенциальных проблемах инаковости цивилизаций, конструирование иных субъектов (Станислав Лем «Солярис»). И третьим блоком приходит понимание того, что наши социальные структуры (в науке, в армии, в семье) не всегда адекватны будущим задачам.
Завершение XX века, начало XXІ. Уход от образов простого расселения по другим планетам как по территориям Земли. Понимание это многоуровневое: ясно, что социальные структуры индустриального общества не воспроизведутся. Достаточно сравнить хайнлайновскую «Луну суровую хозяйку» (1965) и «Новую Луну» Йена Макдональда (2015) — при значительном сходстве допущений и достаточно консервативном подходе Макдональда идеалы, структура социума и сама жизнь в колонии постепенно утрачивают человечность. Наконец, изменились представления о высокоразвитых цивилизациях и форме контакта с ними: ничего похожего на длительные посещения в стиле Гулливера. Питер Уоттс в «Ложной слепоте» описал скорее быстрое разглядывание, взаимные поклоны, которыми могут обменяться мастера меча, перед тем как вступить в схватку, — за эти секунды они узнают друг о друге все необходимое. Если мы рассмотрим футурологические прогнозы на ближайшую сотню лет — мы увидим модели, для которых привычные нам сюжеты вообще не годятся, потому что технологическая сингулярность даст другое качество субъекта, общества, цивилизации.