Хочешь выжить среди пустоши, полной диких животных, объединись в хищное племя! Теснее, еще теснее! Общая гортань, единый скелет, одно на всех дыханье! Эмблема деревни — разъятый пес, а точнее, волк — становится правдой, сутью.
В эту суть я воткнулся сталью его величества. Моя личность в общей копилке не уживется! Моя служба беспорочна, грани ее слепят. Солнце его величества! Скипетр, о, имперский скипетр!..
Я слышал, как далеко-далеко от ушей, залитых кровью, и невидящих глаз, в желчи и сукровице, там снаружи оборотень зашелся предсмертным воем — и взорвался. Я, выпадыш из страшной утробы, был пронзен его предсмертным эхо…
Когда Жак протрет мои глаза, я увижу последствия своего геройства.
Всю деревню будто пропустили через мясорубку, и только огромные следы на размокшей от грязи дороге напомнят о том, кем мы были.
От недостатка воздуха перед глазами у меня мелькали пятна. Одно из них всё увеличивалось в размере, напоминая стрекозу. Трава вокруг меня льнула к земле. Внезапно поднялся ураган, взъерошил мне волосы. Жак что-то кричал в сторону, а на стену предвечернего леса, мертвого, плоского, как крашеный задник театральной постановки, бросали отсветы невидимые мне огни; они собирались осьминожьими щупальцами или русалочьими хвостами сирен, сирен, сирин, силин…
Я вновь лишился чувств.
— Вот и славно, от так от, — бормотал Везалий.
— Где я?
— В крепости. Вы почти дома.
Я обнаружил, что лежу на узкой кровати. Это была палата графского лекаря. Вдоль стен возвышались стеллажи с манускриптами. На длинном столе в пламени свечей сверкали хирургические инструменты. Почему-то грудь, бедра, щиколотки мне стягивали ремни. Я был гол.
Я ощутил болезненную эрекцию, словно мгновенно перенесся в эпицентр страсти, и тут же понял, что подлинным злом в крепости был Везалий.
— Это вы не дали возлюбленному Марии умереть.
— Браво, милорд.
— Вы дали ему вечную жизнь мертвеца. Вы сочетали их браком, — я вспомнил картину юнца. — Вместе с тем с этой жизнью вампир получил и обязательство — служить графу, так? Поэтому отсюда разносятся слухи о монстре, которым управляет граф, чтобы запугивать свой народ. Как слаженно работает ваша миссия…
Везалий рассеянно улыбнулся и отошел от стола. Я поднял голову — они лишь и была свободна — и увидел, что на столе его лежит вскрытый труп карлика. С огромной шишковатой головой и верблюжьими ступнями. Перчатки Везалия по локоть в крови. На шее висел амулет, с виду — крохотный клавесин, собранный из фаланг пальцев.
— Значит, это вы — последний монстр, — сказал я. — Что это?
— Манаграф. Он показывает, как вы преисполнены маной. Больше чем кто бы ни было. Вас, милорд, непременно следует разъять на части и изучить…
Он взглянул на мое качающееся от напряжения достоинство — и вдруг смутился. На миг Везалий прижал руку к уху и судорожно вздохнул.
— Вы не просто лекарь, Везалий. Я слышал о вас в своем ведомстве. В отчетах, что я изучал, прежде чем отправиться, сказано было: нечистая сила способна рвать на части все живое. И знаете что? Это ведь не оборотень был — там на тракте? Конников порвала ваша мощь.
Я кивнул на бурые внутренности, свернувшиеся на деревянной доске в ногах карлика.
— Вы энергию извлекаете из самих внутренностей — и ею бьете по своей цели, ведь так?
Везалий вздрогнул, потупился. Я вдруг понял, что при своем положении жертвы и заключенного именно я здесь по-настоящему свободен. Всё здесь было в моих руках, всё мне подыгрывало!
— Я хочу встать! — и ремни, щелкнув под кушеткой, ослабли.
Везалий отступил и покосился на дверь. Он растерял свой облик, так твердо явленный мне — фанатичный, грубоватый, таинственный — на первом приеме.
Я сделал к нему первый шаг, глядя на труп за его спиной, и уже знал, чем закончится действо в этих покоях. Наверное, поэтому мужчина взвизгнул не своим голосом и завопил: