— Вы были там, доктор?
— Был. — Курц рассказал о путче Гайды во Владивостоке.
— В главный штаб Гайда не годится, — сказал Масарик и насупился: — Нам не нужны политиканствующие генералы! Для Пилсудского у нас нет места. Но у Гайды есть сообщники в армии, это нам известно. За ними нужно следить. Мы вообще должны быть бдительны, все мы. И людям разъяснять, писать, — при этом он посмотрел на Яна Мартину. Это был умный, ласковый и в то же время приказывающий взгляд.
Широкими шагами по газону подошла Алиция, дочь Масарика. Остановившись, она осмотрелась и села на пустой стул.
— Доктор Алиция Масарикова, — представил ее президент.
— Вам не холодно, господа? — спросил доктор Алиция.
Она была высокая, худая, ее черные глаза беспокойно поблескивали. Доктор Регер подал ей чашку чая.
— Благодарю, доктор, — сказала она, и эти два слова были произнесены в стиле Масарика. «Благодарю», а не «спасибо» говорил Масарик и не любил употреблять слово «пан».
Позади президента появился доктор Бенеш, а рядом с ним пани Гана, немного растерянная пухленькая блондинка, в сером плаще и перчатках. Президент не вставая повернулся и подал ей руку. Доктору Бенешу он только кивнул. Пани Бенешова взяла у доктора Регера плед и накинула его на плечи президенту.
— Мне не холодно, — возразил тот и спросил доктора Бенеша: — Какие новости?
Бенеш говорил стоя:
— Есть сообщения из Варшавы и Рима. Пилсудский — диктатор. Муссолини разогнал все партии в Италии, правит один. Таким образом, в Европе имеется две диктатуры сразу. Одна — в непосредственной близости от нас.
Он сел и положил ногу на ногу. Камердинер подал ему чай.
— Мы тут говорили про Гайду, — сказал Масарик.
Бенеш махнул рукой, но тут же произнес:
— Да, конечно, осторожность никогда не помешает… Я уже говорил об этом деле с коллегой Самеком, помните? Французы тоже не терпят Гайду. Демократия не терпит таких вещей. Какая еще фашистская организация? За этим стоят Крамарж и Стршибрный, каждый по своей причине. Предстоит слет, огромный наплыв народа в Прагу. Нужно вовремя побеспокоиться на всякий случай… — Возвращаясь снова к военным, Бенеш сказал: — Во французском генералитете большинство — монархисты, но слушаются же они республиканское правительство. Вот что главное. Наши генералы тоже будут слушаться, или мы их выгоним. Первого Гайду, а за ним всех, кто будет скомпрометирован связью с ними.
Масарик снова посмотрел на Яна Мартину. Ян опустил глаза.
— Дэдди, — сказала Алиция Масарикова, но тут же поправилась: — папа, тебе, наверное, холодно. Комары кусаются.
Масарик потянул себя за ус.
— Костер сегодня разводить не будем, — решил он и встал, — пойдемте в дом. Что скажете, доктор?
— Уже звезды появляются, — сказал Самек и посмотрел на небо, — пора.
Все встали и пошли в освещенный замок.
Доктор Бенеш и пани Гана уехали до ужина. Но писатели вместе с президентом и его дочерью уселись за стол, накрытый по-английски, без скатерти. Тарелки, рюмки и овальная ваза посередине стояли на кружевных салфетках. Алиция поставила в вазу полевые цветы.
Это был скучный ужин, во время которого шел лишь легкий разговор о погоде.
Кофе подавали в соседнем зале. Президент с пледом на плечах сел в плетеное кресло, а вокруг него разместились гости. Камердинеры налили в маленькие чашечки черный кофе. Доктор Регер, выпрямившись, стоял за креслом президента. И тут Масарик развернул исписанную бумагу, которую вытащил из кармана френча, и печально заговорил.
— Я поднес им республику на блюдечке, — разъяснял он, кого имеет в виду под теми, кому он поднес республику. — У меня удивительная судьба. Бернард Шоу в этот Новый год в берлинской прессе заявил, что президентом Соединенных Штатов Европы, если бы таковые возникли, мог бы быть Масарик, и никто другой. Но здесь, дома, ведутся споры, избирать ли меня снова президентом Чехословацкой республики. Некоторые хотели бы Швеглу. Хорошо. Нападки ведутся из виллы Крамаржа. Крамарж помогал подняться на ноги фашизму. Теперь у него Гайда, Стршибрный, и раздаются голоса, что нужно выкурить из Града псевдогуманистическое дерьмо. Это я-то дерьмо! Они говорят, что я окольным путем ввожу большевизм и прячусь за большевистских легионеров. Мы зашли уже так далеко, что раздаются призывы к диктатуре. Некоторые хотели бы, чтобы диктатором стал я. Но больше всего стать диктатором хочет один генерал. Это Гайда. У меня есть сведения о его планах. Мы уже здесь говорили о сокольском слете, который будет в июле. Я написал здесь несколько строчек и прочту их вам.