Выйдя в коридор, журналисты увидели группу иностранных корреспондентов. К Яну подошел Иванов:
— Есть что-нибудь новое?
— Много нового, но нам ничего не говорят!
— Я скажу вам! Будете проводить мобилизацию! — сказал Иванов.
Иностранные корреспонденты, главным образом англичане и американцы, столпились перед входом в кабинет доктора Шустра. Иванов пожал Яну руку и пошел туда же.
54
Яну было известно, что в Чернинском дворце установлено ночное дежурство. Швейцар знал Яна и сообщил ему:
— Дежурит пан доктор Регер… Идите прямо к нему.
Регер допивал черный кофе. Он сидел в кресле в домашних тапочках и курил. Шел десятый час вечера 20 мая.
— Что бы вы хотели увидеть здесь, пан кузен? — поинтересовался доктор Регер. Он был в хорошем настроении.
— Почему вы не сидите в канцелярии президента, пан доктор? — спросил Ян.
— Там дежурит другой. В Чернинском дворце вдруг вспомнили, что я по штату отношусь к министерству иностранных дел и дали мне ночное дежурство… Что поделаешь, выходные дни, считай, испорчены! Рад твоему приходу. Одному противно торчать у телефонов.
— Есть что-нибудь новое?
— Мобилизация…
— Об этом я знаю… А как в пограничных районах?
— Четники дурака валяют… Крофта нервничает. Без конца спрашивает, есть ли сообщения от Осуского из Парижа… Больше ничего… Иностранные корреспонденты возмущены тем, что не могут связаться по телефону со своими газетами. Армия заняла международные линии и не разрешает вести переговоры с заграницей… Играем в солдатиков.
— Разве это игра?
— Кажется, да. Кроме того мы создаем впечатление внутреннего единства, что должно произвести впечатление на французов и на Чемберлена.
— Вы не находите подобные рассуждения циничными?
— Вы же знаете, что я циник…
Зазвонил телефон. Регер что-то записал. Потом связался с министром иностранных дел Крофтой, который находился в своей квартире, в левом крыле дворца. Регер доложил ему, что, по сообщению Земской канцелярии, патрули повсюду разошлись по домам и во всем пограничном районе царит спокойствие. Лишь в Краслице произошло столкновение между четниками и генлейновцами. В Карловых Варах судетонемецкая партия провела короткое собрание, на котором выступил Франк. Но поскольку существует запрет на собрания, полиция его разогнала.
Регер положил трубку и, повернувшись к Яну, засмеялся:
— Крофта успокаивает себя тем, что правительство держит положение в своих руках… А разве кто-нибудь говорит обратное? Если бы правительство захотело, то никаких волнений вообще бы не было. Достаточно было разрешить четникам открыть огонь…
— У нас частично проведена мобилизация, — начал Ян с другого конца. — Это значит, что мы можем частично занять укрепления.
— Да-да. Займем их, чтобы тут же разойтись по домам. Неужели вы думаете, что кто-то нам позволит воевать? Скажем, Чемберлен? Или господин Бонне? Или же Беран и Прейс призовут на помощь Москву? Просто смешно, пан кузен. Москву вы еще подождете!
Он сел и принялся читать иностранную прессу, которую принес служащий. Но тут же бросил газеты на диван и обратился к Яну:
— Почему вы, собственно говоря, здесь сидите, мой друг? У вас же праздник в душе, не так ли? Вы полагаете, что приближается война и конец фашизму… Это видно по выражению вашего лица. Война действительно приближается, но фашизм у нас только начинается. Сейчас Черны[27] пока еще не может пересажать коммунистов и разогнать их партию, но подготовка к этому идет! Отправляйтесь спокойно домой. Не произойдет ничего такого, что доставило бы вам радость… Или же садитесь сюда на мое место и следите за телефонами, если вас это интересует. А я посплю… Садитесь дежурить…
— Это невозможно!
— Все возможно. Не называйте себя. Просто говорите: «Чернин, кабинет, ночной дежурный…» — и ведите разговор, как пожелаете…
Регер открыл свой портфель, облачился в пижаму, улегся на диван и спустя несколько минут заснул. Часы на Лорете пробили полночь, заиграли колокола.
Ян посмотрел через окно на пустынную площадь перед Лоретой, сверкающую отблесками огней после дождя. Над крышами зданий по улице Увоз в сером небе расплывалось зарево. Это светила Прага. В сторону Погоржельце проследовала колонна военных автомашин, В окнах погасли огни.
Раздался телефонный звонок, и телефонистка сообщила:
— На линии Лондон.
И тут же знакомый Яну голос спросил:
— Так что новенького, сосед? — Это был посол Масарик.