Ян не произнес в ответ ни слова. Он ожидал. Из окна смотрел на раскинувшуюся вдали Прагу. Она лежала перед ним — освещенная солнцем, проданная невеста.
В гобеленовом зале уже скопилась куча людей. Регер кричал по телефону:
— Больше никого сюда не пускайте! Мы в Граде или где? Еще митинг нам тут устроят! Пусть полиция займет третий двор!
Потом он вышел в приемную и сообщил журналистам:
— Через несколько минут, господа, вы узнаете результаты совещания…
Вернувшись, Регер сказал Яну:
— Везде будут беспорядки. Лучше всего бы скрыться за границу…
Ян ждал. Ждал до тех пор, пока не вышел генерал Горжец. У него было багровое лицо, но шел он твердым шагом. Ян встал. Поручик приветствовал генерала. Горжец не узнал его. Подойдя к Регеру, он резким тоном проговорил:
— Идите и передайте этому советскому послу, что пан президент извиняется. Он позвал его, но беседовать с ним уже не сможет. Мы приняли…
Регер пошел в кабинет президента, чтобы передать советскому послу слова Горжеца. Через минуту посол вышел из кабинета, миновал канцелярию Регера и гобеленовый зал. Знавшие его журналисты хотели обратиться с вопросами. Но посол махнул рукой и вышел. Через открытое окно раздался шум мотора отъезжавшей машины…
Генерал Горжец вошел в гобеленовый зал. Ян шел следом. Горжец осмотрел собравшихся людей, оглянулся и тогда узнал Яна Мартину. Нахмурился. Потрогав позолоченный ремень, он проговорил:
— Братья, мы встали на путь мира. Председатель правительства генерал Сыровы сегодня вечером сделает соответствующее заявление. По решению великих держав наши границы будут сокращены, зато сохранится жизнь многих людей… Мы уступили превосходящей силе, это нельзя считать бесчестным. Больше информации пока нет. Прошу вас разойтись! Иностранных журналистов, присутствующих здесь, прошу направиться для получения информации в соответствующие учреждения. Благодарю. — Он повернулся на каблуках, подойдя вплотную к Яну, сказал: — А вы, пан поручик, марш на фронт! В противном случае я прикажу вас немедленно арестовать!
— На фронт, который вы сдали?
— Идите! — закричал генерал.
Несколько мгновений они смотрели друг на друга. Горжец стоял в нерешительности. Ян ответил:
— Я не могу оставаться офицером в армии, где вы служите генералом!
С этими словами Ян сорвал с погон звездочки и бросил к ногам Горжеца, после чего повернулся и пошел к выходу. Горжец стоял неподвижно. Кучка людей, ставших свидетелями этой сцены, начала было аплодировать.
Ян спускался по лестнице, думая, что опять его занесло. Надо держать себя!
Кто-то взял Яна за руку и сжал ее. Это был Владимир Иванов.
Под балконом продолжали еще стоять министерские машины. Не было только машины советского посла.
Толпа людей, стоявшая у статуи святого Иржи, смотрела вверх, на окна.
Ян Мартину и Владимир Иванов молча шли по Нерудовой улице.
Прага еще ничего не знала ни о предательстве, ни о том, что советские самолеты покинули Кбели и взяли курс на восток. Здесь им уже нечего было делать.
65
Ян приехал за Таней. Возвращалась она не в дом на Ольшанах, а в пансион «Кристалл». Она по-прежнему оставалась корреспондентом ТАСС Таней Поповой. Выписывалась Таня здоровой. Правда, чувствовала еще слабость, и ей приходилось держаться за руку Яна. Потихоньку, с трудом шли они по мрачным узким улицам, заполненным возбужденными толпами людей. Весь этот многотысячный поток мужчин, женщин и детей вливался на Вацлавскую площадь. От Музея до Мустека стояли толпы.
Из громкоговорителей печально раздавались аккорды «Вышеграда». Но сейчас они не служили прелюдией патетической песни. Огромные арфы словно плакали…
Раздался неприветливый, раздраженный голос. По мере того как он говорил, головы людей склонялись все ниже. Председатель правительства генерал Ян Сыровы, которого несколько дней назад мечом князя Вацлава благословлял на этот пост архиепископ в кафедральном соборе святого Вита, теперь сообщал чешскому народу, что тысячелетней чешской страны больше не существует.
— Я переживаю, — говорил он, — самый тяжелый момент своей жизни, ибо выполнение моего долга столь мучительно, что легче было бы умереть… Сила, выступившая в эти минуты против нас, вынуждает признать ее превосходство и сделать из этого выводы. В Мюнхене встретились представители четырех великих европейских держав и приняли решение призвать нас согласиться с новыми границами. У нас имелся выбор между отчаянной обороной, означавшей принесение в жертву не только всего взрослого мужского населения, но и детей и женщин, и принятием условий, которые по своей жестокости не имеют равных в истории…