Через несколько дней, возвращаясь из городской библиотеки, Асланбек снова встретился с Хавой. Молодые люди посмотрели друг на друга, и оба сдержанно улыбнулись. Молча пошли рядом. Хава уголком глаза лукаво глянула на своего спутника — так смотрела она на него, когда маленькими они играли в их саду, — и тут же прикрыла лицо тонкой кремовой шалью. Черные переливающиеся волосы оттеняли ее лицо. Преодолевая робость, Асланбек заговорил:
— Ты, Хава, совсем взрослая стала. Скажи, сколько тебе лет?
— Семнадцать скоро.
— А верно ли, что ты бросила учиться?
— Да.
— Почему?
— Отец настоял, — виновато ответила она.
— А мать? — спросил Асланбек.
— Она заодно с отцом, — сказала Хава упавшим голосом.
— Да-а, — произнес Асланбек, — я за то, конечно, чтобы родительская воля была для нас законом, все мы обязаны с нею считаться, но вот когда родители советуют неумно, как быть тогда? — спросил он не то у девушки, не то у самого себя.
— Не слушаться, — ответила Хава, весело засмеявшись.
— Я тоже так думаю, — серьезно подтвердил он.
Чуть прищуренные черные глаза Хавы ласково смотрели на него. Асланбек тоже не мог отвести от нее глаз. После первой встречи он долго придумывал, что скажет девушке, но сейчас, когда она была рядом, все слова вылетели из головы.
Встречные, глядя, как они идут рядом по аллеям городского сада удивленно переглядывались и покачивали головами.
Такие прогулки у молодых людей из чеченских семей были не в обычае.
— О чем ты так долго думаешь? — спросила Хава. — Мы идем уже второй круг, а ты вое молчишь…
— О чем я думаю? Право, не знаю. Удивительное дело, Хава: когда я с тобой, у меня костенеет язык, — признался он.
— Почему?
— Не знаю.
— Разве я такая страшная?
— Для меня ты самая красивая!.. — Он не договорил.
У дома Азово-Донского коммерческого банка, построенного в пышном восточном стиле, напротив входа в городской сад их обогнали двое мужчин и девушка. Девушка оглянулась и приветливо кивнула Хаве. Асланбек узнал Нину Лозанову. Одним из спутников ее был сам Конан. Третьего Асланбек не знал. Это был человек лет двадцати тяти, худощавый, широкоскулый. Одет он был в изношенную шинель и грубые солдатские сапоги.
Нина что-то сказала отцу, и все трое остановились, поглядывая в сторону Асланбека. Как видно, они поджидала его.
Со странным чувством юноша простился со своей нареченной: первый раз соприкоснулись для него эти два мира — мир его, в общем, благополучного детства и мир новых его друзей, мир борьбы, к которой так тянулась его душа.
Догнав Лозанова, Асланбек поздоровался с ним и с Ниной. Человек в шинели тоже протянул ему руку.
— Николай, — сказал он.
Рукопожатие у него было крепкое, а взгляд пристальный и умный. Асланбек почувствовал, что все трое чем-то озабочены.
— Я хотел оказать тебе, чтобы ты пока не заходил к нам.
— Почему? — удивился юноша.
— Понимаешь… — Конон чуть помедлил с ответом, как бы прикидывая, что можно сказать ему, — арестовали моего друга Ивана Радченко, и дом мой, как видно, находится под наблюдением.
— А куда же мне? — чуть не закричал Асланбек. — Я же с вами!
— Конечно, с нами, — невесело улыбнулся Лозанов. — Мы дадим тебе один адрес, и ты через некоторое время наведайся туда.
Вместе с Николаем Лозанов отошел в сторону, и они начали о чем-то тихо разговаривать. Оставшись с Ниной, Асланбек поймал на себе ее внимательный взгляд.
— Ты знакома с Хавой? — неожиданно для себя спросил он.
— Да, — ответила она чуть сдержанно, — мы учились в одной гимназии, пока она не ушла оттуда. А я… я тоже вынуждена теперь уйти.
И опять Асланбек почувствовал, насколько отличается жизнь Хавы от жизни этих людей, его новых друзей. И, как бы в ответ на эти его мысли, Нина сказала:
— Она теперь богачка.
Хава богачка! Он как-то не задумывался над этим. Но тут подошли мужчины, и Николай быстро сунул ему в карман бумажку с адресом.
— Только этак через неделю, не раньше, — сказал он.
Они пожали Асланбеку руку и пошли прочь, но Николай вдруг вернулся.
— Ты «Терек» читаешь? — спросил он.
— Иногда, — неуверенно ответил Асланбек.
— Читай, — деловито посоветовал Николай и дал ему газету. Он лукаво подмигнул ему и пошел догонять Лозанова.
А в это время Хава приближалась к дому, вспоминая о том, с кем когда-то играла в прятки.
Как-то незаметно, за одно лето, Асланбек изменился — стал выше ростом, раздался в плечах. И голос совсем не тот: его гортанная речь звучала теперь совсем по-мужски, а складки, легшие между черными бровями на лбу, придавили крупному лицу суровое выражение. И только в больших светло-карих глазах осталось что-то детское.