Асланбек взял со стола томик Лермонтова и раскрыл его на поэме «Мцыри». Девочка так и впилась в него глазами, слушая о тяжелой судьбе шестилетнего мальчика-горца, о том, как он попал в руки победителей, заболел и по пути в Грузию генерал отдал его на излечение монахам, где он и вырос. О тоске юноши по родине, о смерти его и о том, как, умирая, поведал он монаху о своем единственном желании: вернуться в родимую страну, где он будет свободен, как ветер. Дивные строки пронзили Асланбека знакомым волнением. Голос его зазвенел, окреп:
— А скажи, Дакаш, раз мальчик этот был нашим, горцем, зачем же его украл генерал? — донесся до него взволнованный шепот Айны.
Но тут тихо отворилась дверь, и в комнату заглянула мать.
— Дакаш, пора ложиться, — сказала она. — Ты ведь завтра хочешь выйти засветло. — Она сказала это ласково, но такая твердость прозвучала в ее голосе, что возражать было нельзя.
Асланбек закрыл книжку и, расстегивая ворот гимнастерки, молча направился к постели.
Широкоплечий юноша, выше среднего роста, с задумчивыми светло-карими глазами, всем, кроме матери, казался старше своих лет. Все в нем было по-взрослому: походка, и рано появившийся бас, и суждения о жизни. Всем это нравилось в юноше, одной только матери хотелось, чтобы ее любимый сын всегда оставался мальчиком. С материнской ревностью наблюдала она за сыном, и в сердце у нее рождалось тревожное чувство за судьбу Дакаша. Нет! Она знала сына как умного и честного мальчика, который не позволит себе ничего дурного. Но вот говорит-то он и мечтает о чем-то непонятном. Такое, видимо, под силу только особым людям.
Воспитанная в простой крестьянской семье, Баянат не привыкла задумываться над тем, что выходило за пределы ее жизни, мудрость ее была проста. «Будь в доме гостеприимной и верной женой своего мужа», — вот чему учили ее родители. Этим заветам она была верна. Баянат знала своего мужа, детей. Только их скромные нужды тревожили ее. А сын, ее Дакаш?.. Как смиренная крестьянка, она была благодарна судьбе, «данной людям самим аллахам». По ее понятиям, победить зло мог только всевышний. Ее же мальчик страдает за чужую боль, пытается вступиться за слабых, хочет, чтобы все было справедливо. А так ведь в жизни не бывает. Вот и сейчас, услышав его звенящий в ночи голос, увидев его освещенное каким-то внутренним светом лицо, Баянат почувствовала, как тревога подступает к сердцу. Уже убедившись, что сын лег и лампа погашена, она задержалась в дверях: может быть, поговорить с ним? Но что она скажет своему мальчику? Отец может поговорить с ним, но он так гордится смелостью Дакаша! Оглянувшись на спящего мужа, она неслышно притворила дверь и, тяжело вздохнув, опустилась на постель.
Некоторое время в комнате брата и сестры царила тишина. Но вот раздался еле слышный шепот Анны:
— Ну, Дакаш, так расскажи, почему генерал увез мальчика.
— Ты слышала, что сказала мама? Завтра чуть свет я должен уйти, — так же тихо отозвался брат.
— А куда ты пойдешь?
— В Борой. Это далекий аул.
— Зачем?
— Хочу познакомиться с Решидом Газиевым. Он тоже учится в Грозном, а сейчас, наварно, гостит у отца. — Асланбек помолчал. — Мы с ним могли бы вместе вернуться к началу занятий… Разве ты не помнишь, что послезавтра мы возвращаемся в город?
Сестренка как будто успокоилась, но вскоре опять напомнила о себе:
— Отец рассказывал, что в японскую войну с ним вместе воевал какой-то Гази. Это он?
Асланбек усмехнулся:
— Это старик Гази, отец Решида. Решид мне ровесник… Да спи ты наконец!
На этот раз тишина, как видно, установилась окончательно. Юноша прислушался к ровному дыханию сестры. Уснула, решил он. Но нет, через некоторое время до него снова донесся ее шепот:
— А я знаю, зачем тебе Решид. Тебе нужны храбрые люди… Ты хочешь стать абреком.
— Чего? — Асланбек даже приподнял голову. — С чего ты взяла?
— Я слышала… Ты во сне Зелимхана называл…
Шепот ее как бы погас. Брат напрасно ждал продолжения. Уснула. Он опустил голову на подушку и задумался.
Вот уже второй год, как он, Асланбек, бывший воспитанник Полтавского кадетского корпуса, перевелся на учебу в Грозненское реальное училище. И без того не проявлявший к военному делу особого рвения, он и вовсе возненавидел военных и военную муштру, с тех пор как до Полтавы докатился страшный слух о гибели легендарного Зелимхана из Харачоя.