— А что, если мне пробраться в город? — спросил вдруг Николай Федорович.
— Нет, нет, тебя там каждый встречный знает! В город пойду я, — сказал Шерипов.
— Вот уж нашелся, кого не знают! — усмехнулся Гикало. — Ты у них уже давно примечен. Нет, ты не пойдешь в город…
— Подождите, Николай Федорович, — перебил его Решид. — У меня от волнения вылетело из головы самое главное, убил время на проклятого генерала. Получено письмо от Серго. — Газиев достал из внутреннего кармана черкески пакет и передал его Гикало.
— «Товарищам Н. Гикало или А. Шерипову», — прочитал тот надпись на пакете. — Что же ты сразу не сказал? — Николай уставился на Решида.
— Забыл, увидев вас.
Николай Федорович бережно распечатал конверт, вынул письмо и начал читать вслух:
— «Мы находимся сейчас в Фуртог-ауле. Несмотря на то, что революция переживает самые тяжелые дни, мои боевые друзья работают здесь вдохновенно и полны решимости, — писал Серго. — Хотя контрреволюция в предсмертных судорогах и имеет временный успех, но мрачные дни пройдут. Мы не должны впадать в отчаяние. Мировая история знает подобные примеры. Сегодня торжествует враг, но завтра мы будем праздновать победу, нас не сломят временные неудачи».
Серго писал и о задачах:
«Что мы должны делать сейчас? Учитывая свои прежние ошибки, объединить все прогрессивные силы. Большинство ингушей поднялись с оружием в руках и готовы бороться до последнего. В Осетии тоже идет активное объединение наших сил. Я прошу вас уделить особое внимание событиям в Грозном. Два дня назад Ленин передавал привет всем нашим товарищам. Он просил сказать, что в Москве ни на минуту не забывают нас. Красная Армия, с боем форсировав Дон, спешит к нам на помощь. Из Астрахани готовится ударить на врага Одиннадцатая армия», — продолжал читать Гикало письмо чрезвычайного комиссара.
В комнате стояла мертвая тишина. Слышался только рокот реки за окном.
— «Будьте бдительны по отношению к Узун-Хаджи и его сообщникам, которые обосновались в Ведено, — советовал Серго. — Старайтесь избегать столкновений с ними, но ни на минуту не доверяйтесь им…»
Терские революционеры, отрезанные от страны, Москвы и ЦК партии, зажатые белогвардейцами в тиски, мужественно переносили все тяжести и невзгоды. Вести о событиях в стране доходили сюда не часто. Поэтому письмо Серго здесь, в горах Чечни, было особенно дорого.
Тишину нарушил Асланбек:
— Серго правильно предупреждает нас насчет Веденских авантюристов. Хотя мы и сами знаем им цену. А вот о том, чтобы обеспечить их нейтралитет, если не помощь, надо позаботиться. И насчет Одиннадцатой армии тоже. Ах, если бы там, в Астрахани, знали, в каком положении мы находимся и как нужна нам их помощь!..
— Да, связи с Одиннадцатой армией у нас, к сожалению, нет, — задумчиво произнес Гикало, — послать бы в Астрахань кого-нибудь… Но это должен быть верный, смелый и очень ловкий человек. Ведь идти придется далеко, и все по территории, занятой врагом.
— Пошлите Хамида. Я за него ручаюсь, — предложил вдруг Решид.
— И верно, — оживился Асланбек, — он парень с головой!
— Ну что ж, решено, — сказал Николай, — я сегодня же напишу для него письмо… А насчет эмира, по-моему, вот что надо сделать: отправим к нему посольство во главе с каким-нибудь умным человеком. Вроде Элсы, скажем. Как вы думаете?
Старый горец, на которого теперь обратились все взгляды, даже покраснел от волнения, но принял это почетное предложение с полным достоинством.
— Что ж, если надо, можно съездить и к эмиру. Конечно, Узун-Хаджа хитрец великий, но, когда дело вдет об интересах народа, старый крестьянин может оказаться не глупее его!
Асланбек согласился с предложением Гикало. Особенно он был доволен тем, что поедет именно Элса.
— Это очень хорошо, — сказал он старику. — Воином ты, Элса, был, и это понятно: у нас каждый горец воин. Недавно политическим деятелем стал — заседал в Гойтинском Совете. А теперь будешь дипломатом.
— Поеду посмотрю, как святой человек четки перебирает, — скромно ответил Элса, лукаво поблескивая глазами.
…А вечером Николай Федорович Гикало передал Хамиду письмо для Сергея Мироновича Кирова.
— Смотри, будь осторожен. По пути выдавай себя за кого хочешь, но письмо ни в коем случае не должно попасть в руки врагов, — сказал он.
— Знаю. Не беспокойтесь.
Когда Хамид ушел, Николай Федорович еще долго провожал его глазами. Он верил, что этот молодой человек прорвется через все преграды и донесет весть о них к берегам великой реки Волги.