— Чорпу, Элса, еще лучше приготовила бы хорошая хозяйка. Бросила бы туда галушек да добавила еще чесночного соуса, — сказал невысокий партизан в серой потертой черкеске.
— О хозяйке, молодой человек, пока забудь, — махнул сухощавой рукой старик.
— Забыл, Элса, давно забыл, — засмеялся партизан.
— То-то, молодец! Войну и домашнее тепло не совместишь. Так говорили еще наши деды.
— Чорпу мы уж дома попробуем, заметил кто-то.
— Да вознаградит нас этим сам аллах, — важно произнес Элса молитвенным голосом.
— А вот вяленое мясо еще вкуснее, — заметил молодой боец, жаривший шашлык, и даже облизнулся. — Вытаскивай, Ахмат, пора! — крикнул он соседу. — Лучше есть недожаренное, чем горелое…
Гикало с Шериповым шли молча, словно обо всем уже переговорили. Николай Федорович грустно думал:
«Кто из этих людей снова присядет к костру после боя? Отчаянный Асланбек все равно понесется первым в самое пекло сражения, его не удержишь».
— Асланбек!
— Что, Николай?
Гикало молчал, ощущая неприятную горечь во рту. Он швырнул и затоптал окурок папиросы. Но горечь не проходила.
— Ты что-то хотел мне сказать, Николай, я. слушаю, — напомнил Асланбек.
— Да нет, ничего, просто задумался, — ответил Гикало, скрывая свою тревогу.
Шерипов вынул из нагрудного кармана записную книжку и показал Гикало фотографию девушки.
— О, вот это да!.. — восхитился Гикало, сдвинув на затылок папаху. — Хороша! Как ее зовут?
— Хава.
— Ведь родятся же на свет такие красавицы!
— Правда, Николай, хороша?
— Очень даже. И костюм-то какой чудесный! Мне нравится девичий костюм чеченок, только почему-то они не носят его постоянно. Право, жаль!
— Эх, все хорошо, — тяжело вздохнул Асланбек, — да вот только из чужих она.
— Как — из чужих? Не понимаю.
— Из богачей, — пояснил Шерипов.
— Ну и что же? — удивленно взглянул на друга Гикало. — Неужели ты не понимаешь, что скоро никаких богачей не будет? А тебя она любит?
— Как будто любит.
Шерипов хотел было рассказать, как Хава дважды рисковала из любви к нему, но воздержался, боясь разочаровать Николая своим неосторожным поступком.
В долине Аргуна было светло. Только там вдали, над Грозным, лежала мутная мгла от пожара на промыслах, за которой еле вырисовывались Ханкальские горы.
Молодые люди вышли из леса и осторожно спустились к реке, осматривая местность. Здесь, у крутых склонов каменного карьера, зеленым кружевом раскинулись заросли колючего терновника, мушмулы и уже красного кизила, а у самой реки рос такой же густой тальник. Отсюда один из партизанских отрядов должен был выйти в тыл противника, чтобы ударить белогвардейцам в спину. Сейчас здесь было тихо и безлюдно, только буйная река с рокотом несла свои воды, над которыми кружили чем-то встревоженные ласточки, да несколько поодаль одинокий старый мельник увлеченно чистил плотину своей мельницы. Высокие тополя и ивы у мельницы покачивались на ветру, скрипели, перешептывались, как добрые великаны, охраняющие ненадежный покой утомленных людей.
В окулярах бинокля Асланбек увидел вдали густые кукурузные плантации и кустарники, которые в случае отступления могли служить для противника хорошим естественным укрытием. Там, внизу, через Аргун переправлялась груженая арба. Возница сидел на мешках и длинным прутом хлестал быков, осторожно шагавших через бурную реку. Другой рукой он придерживал винтовку, положив ее на правое колено. Асланбек еще раз поднял бинокль и узнал в возчике Хамида, посланного им в Дуба-Юрт за продуктами для отряда. С южной стороны по косогору в аул съезжал фургон, груженный дровами.
— Ну, какова позиция у противника? — спросил Гикало.
— Приличная, — отозвался Шерипов. — Но ее можно превратить в ловушку для него же, — добавил он, подумав.
— Каким образом?
— Они побоятся встретиться с нами в открытом поле, — объяснил Асланбек, — попытаются заманить нас в кукурузу, чтобы бить из засады. А что, если мы пошлем не одну, а две группы партизан, справа и слева от дороги, чтобы взять белых под перекрестный огонь?
— Неплохо придумано. — ответил Гикало, оглядывая местность в бинокль. Говорил он необычно для него вяло, так, что Асланбек не мог не заметить этого.
— Тебе, пожалуй, пора вернуться в штаб, — сказал он. — Ты очень плохо выглядишь, Николай, у тебя под глазами отеки. Вернись и поспи немного. Да скажи там, чтобы привели сюда моего коня.