Александра Генриховна покидает кровать и бредет, спотыкаясь и зевая, к книжным полкам. Достает и раскрывает толстый словарь.
— Вот, — говорит она, порывшись в словаре. — Угодья. «В сельском быту, всякая доходная статья: поля, пажити, луга, леса, реки, озера, каменоломни, гончарная глина и пр.». Каменоломню тебе тоже не продадут. Глину тем более.
— Конечно, — говорит писатель, — алюминий. А что вообще можно купить по этому закону?
— Ну, какое-нибудь совхозное поле рядом с каменоломней.
— А пажити?
Александра Генриховна берет другой том словаря.
— «Пажити — луг, поле, где пасется скот». Наверное, можно. Только они в законе назвали это не «пажити», а как-то иначе.
— Почему?
— Потому что Даля не читают, — говорит Александра Генриховна, забираясь под одеяло. — И правильно. Если в правительстве начнут читать Даля, то что же тогда будет? Остров можно, — неожиданно добавляет она, подумав. — Кто-то мне говорил, что какой-то мужик купил остров на Ладоге. Ездит туда рыбачить, или что-то в этом роде.
— Один?
— Ну да. Ему там и одному не развернуться, собаке приходится в катере сидеть.
— Большая у него собака?
— Не знаю.
— А мужик толстый?
Александра Генриховна пожимает плечами.
— По крайней мере, вдвоем с собакой они на этом острове не помещаются. — Она задумывается. — А сельский классицизм не поместится в любом случае. Разве что пара удочек.
— Скорее всего, он берет спиннинг.
— Спиннинг — это уже хай-тэк.
Они смотрят друг на друга.
— Странный какой закон, — говорит наконец писатель. — Вроде всё можно, а ничего нельзя. Это не годится, я ведь не фантастику пишу, а почти реализм. Все как в жизни, только абсурда поменьше. Как можно написать что-нибудь почти реалистичное о совхозном поле? — Он забирает у Александры Генриховны пустую банку и тихо в нее дудит. — Лучше я напишу о мужике, который мечтал купить Васильевский остров.
— Зачем?
— Зачем-зачем. Чтобы там жить, разумеется.
— Весь Васильевский остров?
— Этот мужик никогда не мелочился.
— А люди?
— Он их выселит. А мосты будет держать поднятыми. Как в крепости. Купит себе пароходик, чтобы в Кронштадт ездить за продуктами. Потихоньку там все травкой зарастет, на сфинксах больше никто никакой гадости не напишет; разве плохо?
— Знаешь что, пусть он купит себе совхозное поле и выстроит там настоящую крепость.
— У тебя совсем нет воображения, — говорит писатель неодобрительно. — Сравнила совхозное поле с Васильевским островом. Мечтать нужно о чем-то полномасштабном, понимаешь? О чем-то недостижимом. Потому что для получения достижимого нужно не мечтать, а работать. Белинский бы сказал, что это натурализм в духе Золя. — Он задумывается. — Интересное дело — ассоциации, — говорит он. — Так как насчет сексуальной жизни?
Он наклоняется и неудачно придавливает хвост или лапу собаки. Бивис верещит под своим одеялом. Желто-рыже-зеленое, как осенний газон, одеяло,
тщательно расправленное и сложенное, Лиза убирает в шкаф. Она внимательно рассматривает пол. Пол идеально чист. Солнечный свет пестрит его, добавляя к трещинам старого паркета темные подвижные полосы теней, которые раскачиваются и дрожат вместе с деревом за окном. Струящийся
по потолку и краю стены свет делает их похожими на ясную, с быстрым течением, воду. Лежа в постели, Аристид Иванович смотрит в потолок. Он видит, как пятна и блики света становятся все меньше, слабее, неотчетливее; их движение угасает. Наконец они мутнеют и исчезают, слившись с побелкой.
— Вот и все на сегодня, — говорит Аристид Иванович и тянется за сигаретами. — Привет.
— Привет, — говорит Майк, проходя мимо табачного киоска.
— Привет, — говорит банкир. Светлые джинсы и куртка сидят на нем как аккуратный костюм. Под мышкой он держит блок сигарет. — Интересно, это слово что-нибудь означает?
Майк останавливается.
— Это то же самое, что «здравствуйте», или «доброе утро», или что-то еще. Так говорят, когда видят кого-то знакомого.
— Я понимаю, но мы ведь не знакомы.
— Зато часто видимся, — говорит Майк и, подумав, добавляет: — На одном и том же месте.
— И что?
— Это успокаивает. Ты замечаешь что-то знакомое — ну так знакомое, без знакомства — и даешь понять, что заметил, что все в порядке.
— Значит, это все равно, что сказать «не бойся».
— Наверное, — говорит Майк уже не так уверенно. — Но только можно сказать «привет» кому угодно, это ничего не значит.
— Вот это я и имел в виду, — говорит банкир. — То есть я с этого начал. Рассуждая логически…