Алексей Юрьевич Колышевский МЖ-2. Роман о чиновничьем беспределе
Пролог Москва, Кремль, август 2006 г
1
Мир изменился… Так обычно начинаются все фэнтези-романы, от «Властелина Колец» включительно, а так как жанр этот премного специфичен, то всерьез сию пафосную заглавную фразу никто не воспринимает. В фантазийной прозе она нужна лишь для красивого вступления, для красного словца, для сладкого говнеца. Но мир действительно изменился. Это не моя фантазия, не наваждение лично мое, как отдельно взятого сумасшедшего горлопана, так как я совершенно нормален, как только может быть нормален человек, всю свою жизнь проживший в Москве.
Наверное, я мог бы написать «в Питере», «в Буэнос-Айресе», «в Нью-Йорке», но я там подолгу не жил и жизнь там, а вернее, те несколько дней, пусть недель, что довелось провести в этих чужих городах, не тронула меня, не царапнула по сердцу цепким кошачьим коготком, после которого вроде и не больно, но понимаешь, что кровь все-таки выступила. Вот так и с Москвой. Этот город настолько исцарапал меня, что не замечать его ко мне отношения я уже не в силах. Москва, словно кошка из кошмарного сна, приходит ко мне во всякую ночь и царапает, царапает… Она хочет прогнать меня, я больше ей не нужен. Или, может быть, она злится на меня за что-то и просто мстит так же, как миллионам своих жителей, как старых, так и новых, мстит одним посредством других. Старые страдают от нашествия новых, новые недовольны реакцией старых на свое появление. Иногда из всего этого получаются забавные короткие зарисовки в карандаше (так это, кажется, называется у художников). А иногда… Иногда масштабные картины ужасов, от просмотра которых сжимается сердце и кулаки.
Да, этот мир изменился, и в худшую сторону. Вы заметили, что в лучшую сторону ни черта не меняется? Наоборот: погода портится, грипп мутирует, все дорожает, люди все более раздражены, и когда утром едешь в электричке из пригорода, то кажется, достаточно одной спички, чтобы та великая взаимная ненависть, напряжение которой так сильно ощутимо между хомосапиенсами, вспыхнула, словно сероводород, со звуком выстрела вылетающий из задницы…
Я улетал из Москвы, я устал бороться с облезлой кошкой, приходящей каждую ночь. Москва превратилась в мой кошмар наяву, я перестал узнавать свой, прежде родной мне город, перестал ощущать себя его частью, нужной ему клеткой. Москва стала для меня черно-белым миром, где черный цвет (если учесть и все его оттенки от серого до свинцового) преобладает. «Поэтому, – думал я, проверяя в последний раз содержимое дорожной сумки, – самое время переместиться в какой-нибудь другой мир, в другой город хотя бы для того, чтобы понять, что и там все обстоит примерно так же, как здесь, но понять это не сразу». Так думал я, а внизу ждал меня таксомотор, и мыслями я был уже очень далеко от Москвы, но… Всегда есть что-то или кто-то, и он имеет на твой счет свои планы. Худо, что ты об этих планах никак не можешь знать, и лишь порой внезапно начинающее гореть лицо сообщает тебе, что кто-то вспомнил о тебе не вполне с добрыми намерениями. Гадать, кто это, – бесполезно. Все равно никогда не догадаешься…
2
На аппарате правительственной связи внезапно замигала красная лампочка. От неожиданности Гера чертыхнулся, свернул сайт закрытого интернет-сообщества, где вывешивались задания для кремлевских сетевых агентов – блоггеров, и снял трубку. На дворе давно эпоха высоких технологий, а эти аппараты все те же, что были полвека назад: пластмасса цвета слоновой кости, тянется к трубке витиеватый шнур, на аппарате вместо диска государственный герб, а все вместе – надежно защищенный от прослушивания анахронизм.
– Слушаю, – лениво ответил Гера, разморенный мыслями о предстоящем отпуске.
– Конечно, слушаешь. Не ссышь же ты, в самом деле, в трубку. Что еще можно с ней делать, как не слушать? – Генерал Петя был в своем репертуаре. Кленовский, давно привыкший к плоским шуткам генерала, страдальчески поморщился:
– А, это ты, Петр? Здорово.
– Чаю, здоровей видали, – парировал Сеченов, – ты блоггерам насчет хохлов задачу поставил?
– Да поставил. Куда ж они денутся?
– Вот и молодец. Да пусть они покрепче их там пропердолят, мол, «салоеды изнасиловали Тимошенку. Пострадавшая обратилась в Страсбургский суд. Дело находится на рассмотрении у лесбиянки Карлы дель Понте». И вот что, ты мне нужен. Зайди-ка ко мне, поболтать надо.
– Ладно, сейчас буду, – хмуро буркнул в трубку Герман и не спеша направился в кабинет генерала Пети.
Он застал его в отменно расхлябанном виде: генерал релаксировал, закинув на стол ноги в надраенных до зеркального блеска ботинках, и курил огромную сигару «Cohiba». Был он небрит, глаза воспалены бессонницей, галстучная петля распущена дальше некуда, ворот рубахи расстегнут пуговицы на три. На письменном столе генерала были горой навалены какие-то папки с надписью «Дело», а содержимое одной из них Сеченов изучал, просматривая материалы и фотографии через узкие, держащиеся на кончике носа очки для чтения в платиновой оправе.