Гера поздоровался, но ответа не получил. Вместо приветствия генерал молча указал ему на кресло и некоторое время продолжал изучать справку, составленную, судя по верхнему грифу документа, в ведомстве, профиль деятельности которого носил деликатный характер и касался внешних интересов государства. Наконец он закончил читать, закряхтев, поменял позу и протянул Кленовскому фотографию:
– Скажи мне, вьюнош, тебе вот этот субъект знаком?
Гера мельком взглянул на фото, затем всмотрелся пристальней и закашлялся.
– Что? Воробей залетел? Али вафля семикрылая? – участливо и непристойно осведомился генерал Петя, – водички вон испей.
– Спасибо. – Кленовский смахнул выступившую от кашля слезу. – Конечно, я его знаю. Этот субъект не кто иной, как Марк Вербицкий. Мы с ним в свое время даже дружили. Он тоже работал в торговых сетях, был закупщиком по алкоголю, потом его, кажется, подстрелили какие-то суки залетные, но он выжил. Темная, одним словом, история. Я его давно не видел, года три-четыре.
– Что про него можешь сказать?
Кленовский пожал плечами:
– Да ничего особенного. Так… Обыкновенный жулик, откатчик. В свое время бухал по-тяжелому, потом вроде завязал. Умен, спортивен. Что еще?.. Язык у него подвешен будь здоров, ну это как у всех коммерсантов и мошенников. Помню, все жаловался мне на свою непростую личную жизнь. Мы с ним вместе в несколько стран летали на выездные семинары, которые организовывали алкогольные фирмы-поставщики. В целом нормальный такой парень, только иногда, по-моему, чересчур в себя уходит. Склонен к самоанализу, так сказать. А к тебе-то он как попал?
– Попал как? – Генерал Петя посмотрел на Геру поверх очков. – Да попал-то он, как оса в варенье, то есть основательно. Я всю ночь его дело изучал. Твой друг серьезный крендель. Таких дел наворотил, что даже тебе не снилось. Убивец он. Серьезный убивец международного масштаба. Ас! И ведь нигде не учился, не готовился, а поди ж ты… Вот послушай, – и генерал принялся читать прямо из «Дела»: – «Находясь в Аргентине, завладел огнестрельным оружием и уничтожил финансового директора организации Der Spinne Струкова, а также его телохранителя…», а вот еще: «…ранее, по непроверенным данным, был причастен к взрыву дома известного криминального авторитета Вертько, во время которого погиб как сам Вертько, так и находившиеся в доме в момент взрыва две женщины, личности которых установить не удалось… Анализ остатков взрывной смеси, найденной на месте преступления, позволяет сделать вывод, что взрывное устройство принадлежало к разновидности так называемого «техасского фейерверка». Этот рецепт неоднократно использовался в Соединенных Штатах Америки в период гангстерских войн двадцатых годов прошлого века…» А ты говоришь, нормальный парень.
– Ни фига себе, – вырвалось у Геры, – вот это да! Кто бы мог подумать?! А с виду вполне интеллигентный человек.
– Ты вон тоже с виду мальчонка из Гарвард бизнес-скул, а на самом деле мошенник, что пробу поставить негде, – язвительно заметил генерал Петя. Герман вежливо промолчал.
Сеченов тем временем встал, подошел к стенному шкафу и достал оттуда бутылку минеральной воды. Сделал несколько жадных глотков.
– Занадобился он нам, этот твой Вербицкий. Таки мы в нем имеем шкурный интерес, – отдышавшись, произнес генерал, – такое добро на дороге не валяется. Нужно его привлечь по этнической линии в качестве заплечных дел специалиста. Пусть поработает, раз он такой изысканный отморозок. Ты случайно не в курсе его взглядов на проблему нелегальной миграции?
– Нет, я понятия не имею, – честно признался Герман, – мы с ним этого никогда не обсуждали. Но я могу предположить, что коли он москвич и цвет кожи у него белый, то гостям с Кавказа, и не только, он не больно-то и рад. В конце концов, подстрелили-то его на улице именно гастролеры.
– Это не факт, что не рад, – парировал Сеченов, – тут проверка нужна, прежде чем ему что-то такое поручать. И проверка серьезная. Ты сегодняшнюю криминальную сводку по Москве читал?
– Да ну ее, – поморщился Гера, – у меня нервы не выдерживают читать все это. Убийства, грабежи, угоны. Живешь себе спокойно, так вроде и нет всего этого, а прочитаешь, и на душе становится тяжко.