– Интеллигент или нет – это неважно. Просто я блатняк не выношу. Ты с какой стати его слушаешь? Зону топтал, что ли? Владимирский централ, ветер северный?
– Да нет, слава богу. – Таксист быстро-быстро перекрестился несколько раз и, поплевав через левое плечо, постучал костяшками пальцев по рулю. – Было там по малолетке, но сошло, на учет только поставили в детской комнате милиции. Делов-то на муравьиный чих.
– Ну так тем более! Вот ты слушаешь эту хрень и притягиваешь зону к себе. Понятно?! В музыке, в стихах, везде энергия. Что слушаешь, тем и пропитываешься. Вот наберешься этой гребаной романтики, и сам не заметишь, как угодишь за решетку. Я тебе серьезно говорю!
– Ты как этот… Как Малахов, который по утрам бабкам в уши фуфло заряжает, – осклабился таксист, – или этот мудак бородатый, который все про гороскопы нудит. Как его? Забыл я…
Малахов… Лысый проповедник самолечения и шарлатан. Сколько несчастных, уверовавших по русскому обычаю в телевизионное слово, доверились малаховскому «учению». Скольких из них уже не вернуть… Вместо того чтобы пойти к врачу, читают его книжки, наполненные бредом и манией величия этого гуру с внешностью комбайнера. Читают и гробят себя, лечась мочой и керосином, высчитывая лунные сутки, в которые полезно заниматься тем-то, а тем-то – нельзя. Аудитория его утреннего шоу на первом канале – это армия зомби. Они порвут за своего «учителя», а он вместо того, чтобы пить мочу и прикладывать к пяткам глину, вместо того, чтобы взять, да согласно своему же учению и поголодать, откушивает в самых дорогих ресторанах и рассекает на «Лексусе». Знакомые мне врачи, настоящие, серьезные врачи, которые спасают жизни, все в один голос говорят, что Малахова необходимо запретить, так много им приходится потом излечивать запущенных малаховских последователей, а некоторым помочь уже нельзя…
…Впереди нас стало чуть посвободнее, и он включил передачу, отвлекся. Морда небритая, кадык ходит вверх-вниз словно шип – сейчас пробьет кожу и окажется, что внутри таксиста инопланетяне отложили яйцо с паразитом. Лучше так, чем как есть на самом деле. У таксиста увеличена щитовидная железа, и он сдохнет от рака спустя три года. Я это ясно вижу. Опухоль прорастет ему в легкие, и тогда конец. Нет, он не смотрит программу «Малахов плюс», просто ему лень раз в год пройти диспансеризацию, лучше водочки с корешами дернуть. Поэтому и мрут у нас мужики в 60 лет, мрут из-за собственной лени.
Ну почему! Почему вокруг ничего интересного! Этот говенный мир давно созрел для глобальной катастрофы. Люди без войны, без эпидемий зажрались и превратились в снобов, особенно в Москве. Мне сложно судить, как там обстоит дело еще где-то в стране. Я знаю, что жить можно только здесь, потому что тут можно сделать деньги. Все остальное – это захолустье, в котором не хрена делать. Иначе зачем, спрашивается, в Москву едет такое количество всякого народу, превращая ее в пиццу? Город-пицца с ингредиентами, от которых может сильно поплохеть, может сделаться заворот кишок и непроходимость толстой кишки. В каждом есть дерьмо, и дерьмом этим каждый стремится поделиться с ближним. И его не волнует, что у того, ближнего, своего дерьма хватает. Поэтому растет и ширится в моем городе ненависть. Чем больше людей тебя окружает, тем больше от них дерьма, а это никому не нравится. Мы все подобны туче одинаково заряженных частиц. Никак не можем притянуться друг к дружке, налетаем и отталкиваемся, бах-бабах!
Таксист вновь рискнул включить музыку. На сей раз это был Олег Митяев. Я взмолился:
– Слушай, у меня нет запоя, я не импотент, выключи ты своего Митяева! Давай лучше анекдоты рассказывать, – предложил я, – все лучше, чем твоя музыка. (Он кивнул. Понравилась идея. Сейчас я тебя!) Только, чур, я первый. Идет?
– Ага.
– Короче, так, дочь основателя теории психоанализа Зигмунда Фрейда Анна Фрейд как-то однажды утром постучалась в спальню отца. Тот спросил, что ее привело к нему в столь ранний час. «Папа, мне приснился странный сон, – ответила Анна, – и я хочу, чтобы ты мне его растолковал». Зигмунд Фрейд, само собой, важно потряс кисточкой ночного колпака и приготовился слушать. «Снится мне, что я лежу в кровати в своей спальне и вдруг дверь открывается и заходит Юнг. (Это такой известный психолог, – пояснил я для таксиста.) И протягивает мне банан. Но он вовсе не спелый, а какой-то гниловатый. В общем, не взяла я у него банан, и он ушел. Потом вошел Адлер, и вновь с бананом. Но и его банан мне не понравился. Слишком он у него мелкий оказался. А потом, папа, заходишь ты, протягиваешь мне превосходный, спелый, душистый банан, и я его с радостью беру и начинаю есть. Как ты можешь это объяснить с точки зрения психоанализа?» Зигмунд Фрейд поперхнулся и говорит: «Знаешь что, дочь моя Анна? Иногда банан – это, знаешь ли, просто банан».