– Но что до виновности этих шестерых клевретов Черниговских? – Легонько стукнул остатком трости по кромке стола князь Гагарин.
– Мы не клевреты!
– Они тоже сами на себя расследование проведут? – Проигнорировал он возмущенный возглас.
– Я думаю, каждый заинтересованный в праве свое расследование провести. – крутанул Давыдов ус. – Судья сравнит и выдаст вердикт.
Почти восемьдесят пар глаз вновь сошлись на Еремееве – уже оценивающе и с угрозой. Потому как с одной из сторон ему точно рассориться придется – если не со всеми разом…
– А если я все-таки откажусь, – заикнулся Еремеев еще раз. – В самом деле…
– Прими свой долг достойно! – прервал его Давыдов, развернув к себе и положа руки ему на плечи. – Прими и копай на полный штык! А если понадобится – экскаватором копай!
И незаметно подмигнул.
«Тут как бы себе метр на два копать не пришлось», – нервно пронеслась мысль Еремеева. – «Хотя эти сами выкопают. Не одни, так другие».
Панически перевел взгляд на Юсупова и с удивлением обнаружил в на мгновение поднятом от стола взгляде ту же хитринку, что только что наблюдал в глазах Давыдова… Перевел взгляд на Панкратова – но тот с яростью смотрел только на гусара. Сдвинул взгляд на Мстиславского – а тот еле-еле пальцами повел, чуть сдвинув указательный, на котором был наделяющий перстень – копия того, что лежал в кармане самого Еремеева, взятый на всякий случай. Что, вообще, происходит…
– Господа! – Дернул кожу сквозняк от стремительно распахнувшихся ставень Кавалергардской залы.
А на паркет Андреевского зала стремительно и зло прошествовал император, окинув присутствующих взглядом и утвердившись на своем троне. Всякий шум стих, сменившись настороженным вниманием.
Позади тихонько просочился дядя императора, оставшись справа от трона, у самой стены.
– Моей волей заявляю о снятии с князя Черниговского всех регалий и чинов. – В такт своим словам император ударил рукой по подлокотнику трона. – Именем своим заявляю право личной мести князю Черниговскому. Именем своим объявляю земли, людей и достояние его моим личным призом.
И ошарашенное молчание было ему ответом. Однако первый шок о смещении одного из старейших опор трона прошел быстро, сменившись кое-чем более насущным.
– Но позволь, государь, наши права на виру не ниже твоих будут. – Встал с места Гагарин. – Как и всех в том списке! – Указал он на листы перед Мстиславским.
– В той бумаге, великий князь, твоих родичей нет. – смотрел на императора князь Долгорукий. – Нас обидели, нам с виновника и требовать.
Потому как император заберет себе все – не понятно пока, спасая этим Черниговского от потокового разграбления или приговаривая к каре куда более страшной.
– Кто-нибудь, подай мне бумагу, – замерев на секунду, сделал короткий жест император.
И кто-нибудь нашелся – один из охранников вежливо забрал у Мстиславского лист, чтобы с поклоном приблизиться к трону.
– Моих родичей нет, – окинув взглядом список, коротким кивком признал великий князь. – Мой личный слуга есть. – Перевел он взгляд на князей. – Жандарм «Ока государева». Значит, я требую свое за отрубленную правую руку.
– Сравниваешь руку с жизнью моих родичей? – Вскочил Шереметьев.
– А ты желал плевать на мою жизнь, как посмотрю?!! О правах говоришь, мои попирая?! Мои законы тебе уже не указ?! Оттого в твоем княжестве беззакония творятся такие, что ты либо слеп, либо в доле?!
– Я правды желаю! – Отвел взгляд князь. – Правды для всякого, кто в той бумаге.
– Моя правда такова – каждому, владеющему блокиратором, смерть. – Облизал губы император. – Каждому, кто тюрьму тайную затеял – смерть. Каждому, кто моего человека тронул – смерть! Приходи через три его смерти, и если он не сдохнет в четвертый, требуй свое!!!
– Не правильно так, твое величество, – посетовал Гагарин.
– Ты, князь, чего хочешь – отмщения или денег?
– Отмщения.
– Получишь, – сухо ответил ему император. – Кому деньги? Вставай, каждому отсыплю.
Желающих отчего-то не нашлось. Разве что ворчание не стихало.
– Раз денег не хотите, а правда вам нужна, то про нее поговорим! – Гаркнул император. – Видел я ту грязь, что Черниговский под свет вытащил. До того, полагаю, укрывая самолично.
– Облыжно мог обвинять, великий князь! – Возмутился Шереметьев. – Суда твоего страшась! Вину свою пытаясь умалить и внимание на пустое отвести.
– То расследование решит, – мрачно глянул на него император.
– А мы с обществом как раз судью нашли достойного, – повел Шереметьев рукой, аккурат на него указывая. – Еремеев, свободного рода. Твой предок его предков лично в гербовые аристократы возводил, значит и сам доверял. Потому и нам довериться не зазорно!
– Твой слуга сам предложил кандидатуру, – веско заявив, поднялся с места Долгорукий, указав сначала на Давыдова, потом на Еремеева. – И мы договорились, что расследование злодеяний на нашей земле проведем сами, на суд его представим и решение судьи примем.
– Эка ты его наделил, – мрачно покосившись на Давыдова, разглядывал император Еремеева.
– Выдюжит, государь, – уверенно заявил гусар, закручивая ус. – Он толковый.
– Как ты, человек, собрался обеспечивать решение суда? – Вздохнув, уточнил его величество. – Как будешь призывать к исполнению договоренностей, ежели кто тянуть станет и волокиту устраивать? – Недовольно покачал он головой.
И князья за столом, скрывая улыбки и ехидные взгляды, могли бы подсказать ответ – никак. Оттого и выбрали, чего скрывать…
– Так, зятю пожалуюсь, – стараясь стоять прямо и отвечать уверенно, произнес Еремеев.
За столом загоготали, чуть не по бокам себя ударяя от веселья.
– Какому еще зятю? – Гневно глянув на сидящих за столом, унял их радость государь.
– А у нас с твоим сыном с некоторых пор один зять, – простовато и с легкой улыбкой произнес судья.
Вызвав волну недоумения среди князей.
– Самойлов? – Удивился и император. Затем резко помрачнел. – Он же всех убьет.
И слова императора уняли даже тень веселья. Потому как этот человек никогда не врал – а правда с определенного момента может вызвать ужас.
– Так, может, и надо ворью, которое на суд не явится? – Завозился князь Ухорский.
– Он всех убьет, – тяжелым взглядом наградил его император. – Если не явится даже один.
– Ну уж, не будет такого, – протянул Шереметьев неуверенно.
– Вы себе судью или палача выбирали, люди? – Как злой директор на проштрафившихся замов смотрел он. – Вот что, Еремеев. Мне жалуйся. Ежели кто не подчинится общему решению, ко мне иди.
– Мне тоже можешь жаловаться, – негромко, но так, чтобы все слышали, произнес Юсупов. – Что мы, не родственники, друг другу не помочь?
– И мне говори, – спокойно смотрел Шуйский. – Разве не я сватом был твоей дочери?
– Верно, у нас в роду завсегда свата за общий стол приглашают, – хмыкнул Галицкий из достаточно плотного стана нейтралов. – Потому ко мне тоже обращайся.
– И я сватом был, – признал Долгорукий.
– И я, – буркнул Панкратов.
– И я там был, мед пиво пил, по усам текло!… – С чувством зачитывал Давыдов, в руке которого вновь обнаружилась фляга.
– Василий, тебя присяга помогать обязывает, – легонько укорил его император, по-отечески улыбаясь.
А у многих от такого родства, осознанного только в этот миг, чуть не стали по второму кругу седеть волосы.
– Благодарствую, – низко поклонился Еремеев.
– Кандидатуру утверждаю. Сколько тебе понадобится времени?
– Дела принять и разобраться в них, да тщательно расследование провести – года три как минимум, государь.
– А как же месяц! – Вскочил на ноги Романов. – Мы на месяц его ставили!
– Три года, – задумчиво произнес император, отражая то же самое сомнение.
– Так, государь, почти восемь десятков дел. – Похлопал глазами Еремеев. – Три года – это я щадить себя не стану! Тут же размах таков, что иные дела, им равные, иногда внукам завещают, – доверительно произнес он.