Единственным препятствием этому могли стать именно слуги.
Пока что внутренняя часть дворца Конрада производила хорошее впечатление — присутствовал вкус в оформлении внутренних пространств; ненавязчивые цвета с выраженными акцентами в виде живой зелени и неброских пейзажных картин соседствовали с добротной, массивной мебелью. Направленность на восток Европы прослеживалась — подлинники картин происходили из России. Мебель, пусть и итальянских мастеров, но тоже некогда украшала собой княжеские дворцы. Если не задумываться о происхождении полотен и обстановки — смотрелось красиво и гармонично. Много деталей, композиция едина во всем дворце — где-то настроение чуть игривее из-за кружевных штор, где-то мягкие ковры придадут комнате восточное степенство и спокойствие. Слуги любят такое, им нравится основательность, вдумчивость хозяев. Мог ли такой Конрад действительно уйти в тень во благо Ганзы? Судя по отсутствию сотен собственных портретов, бюстов, скульптур и признаков прогрессирующего нарциссизма — мог, отчего нет. Тем более, что аналитики действительно подыскали убедительные объяснения — осталось проверить, мягко ли они лягут на собственные версии личных слуг дворца. Не могли же они не задаваться вопрос, отчего богатейший человек современности вдруг все взял и бросил ради трех других, которых наверняка ненавидел и обсуждал со слугами. Обязаны были.
Георг прибыл со свитой из двух виртуозов — сила, более чем достаточная, чтобы не спрашивать никаких разрешений. Виртуозы Аденауера покинули дворец немедленно после гибели нанимателя — ушли злыми, так как контракт предполагал изрядную неустойку в случае смерти охраняемого лица. Благо, этот же контракт обязывал не причинять Ганзе вред еще пять лет после найма, и обошлось без ущерба.
Словом, дворец остался без охраны — и слуги, подняв щиты, принялись заваливать секретариат Ганзы бестолковыми звонками. Так что, официально, что и было указано в первой из имеющихся ганзейских грамот, Ходенберг прибыл именно ради защиты дворца. Была и вторая грамота — решение Ганзы о размещении бывшей собственности Конрада по хранилищам других Золотых поясов, для чего следовало задействовать внутреннее метро. Ну а третьей грамотой Ганза предписывала передать все секреты, ключи, активные договора и контракты на сеньора Любека. Ее-то и перечитывал личный слуга Конрада, стоя посреди очередного зала внутренней части дворца. Лицо у явно не спавшего мужчины было серым, постаревшим, измотанным. Судьба слуги всегда связана с господином.
Георг Ходенберг стряхнул пепел с сигареты на драгоценный паркет, игнорируя мучительное выражение лица бывшего доверенного лица Конрада. Мистер Рассел растерянно посмотрел на огонек сигареты, не зная, можно ли одергивать гостя. Грамоты предписывали молчать.
Если и дальше будет стоять тихо, то можно будет запускать во дворец собственных слуг — пусть перенимают дела. Местные слуги Ходенбергу были не нужны.
— Когда же вы покажете мне личный кабинет Конрада? — Вальяжно уточнил Георг.
Он все еще пытался нащупать границу наглости, с которой мог вести себя. Контроль над дворцом все еще оставался у Рассела.
— Вряд ли это возможно, — прижав ганзейскую грамоту к груди, коротко поклонился бывший личный слуга. — Двери закрыты личным ключом, степень защиты мало отличается от рунных хранилищ.
— Значит, вскроем.
— Боюсь, что хозяину это не понравится. — Выразил Рассел неприятие этой мысли, заложив в голос твердости и холода.
— Друг мой, мы обязаны вести себя так, будто ваш господин мертв. — Иронично посмотрел на него Ходенберг. — Не должно быть никакого изъяна и видимых шероховатостей. Представьте, что наш любезный Конрад умер на самом деле. Кто-то из правления Ганзы направил бы человека, чтобы тот принял дела. Направили меня.
— Позволено ли будет узнать, до какого срока будет мертв господин?
— У аристократов очень долгая память, — повторил Георг слова коллеги Алистера Круппа. — Так что наш друг появится под другим именем, и не здесь. У Конрада новый амбициозный проект, скажу вам по секрету. Ганза, увы, статична, и отрицательно относится к любым переменам, а статус внутри совета правления, сформировавшись единожды, не меняется никогда. Масштаб младшего Золотого пояса давно тяготил Конрада. Быть может, вы об этом знаете. — Доверительно произнес Ходенберг.
Рассел автоматически кивнул.
— Словом, мы договорились, что Ганза отступится от некоторых отраслей и регионов, чтобы там сверхновой звездой воссиял крайне перспективный новичок. Независимый, везучий, ведущий дела самостоятельно, — тепло улыбался Георг. — Разумеется, Ганза будет чуть вредничать и мешать ему, но мы-то знаем, что у этого новичка все получится.
— А где именно? — С волнением придвинулся Рассел.
— Увы, за вами аристократы тоже будут следить. — Отрицательно покачал головой Георг. — Они не поверят в вашу случайную встречу, в вашего нового господина.
— И ничего не сделать? Например, новую личность для меня? Чтобы я тоже… Умер…
«Это-то легко», — хмыкнул про себя Ходенберг, но вслух произнес иное:
— Невозможно, Рассел. — Вновь стряхнув пепел, чуть развел он руками. — Конрада вы больше не увидите. Разве что после конца света. Вы же следите за датчиками?
— Да, сеньор. Увы, никаких изменений.
— Так что вечность вашего служения прошла, — похлопал он Рассела свободной рукой по плечу и чуть сжал его. — Настала вечность для отдыха. Ваша служба будет вознаграждена особо, Конрад распорядился. — Улыбнулся Георг располагающе.
С одной стороны, показал, что имеющиеся денежные вклады тоже придется отдать Ганзе. С другой — Ходенберг в самом деле не собирался убивать этого Рассела и как-то ужимать его. Деньги он выделит ему щедро, очень щедро — хватит и внукам, и правнукам. Все, ради того, чтобы Рассел покорно отошел в сторону и дал ограбить богатства в тысячи, сотни тысяч раз более ценные.
Не в первый раз он проводил такие переговоры. Как легко отдают они то, что никогда не заработали, за малую его часть — все эти министры обезглавленных стран, все эти правители, которых Ганза затаскивала на трон.
И этот… Он тоже возьмет кусок, который не сможет прожевать сам, как не справятся даже его правнуки. Эта растерянность в глазах — он сидит на ключах от несметных богатств, но знает, что они ему не принадлежат. Ради чего ему это защищать?
— А как же другие слуги? Им тоже полагается награда?
«Тьфу! Эти «как же другие», этот «как же народ!». С министрами проще — они не задают глупые вопросы.
— Рассел, нам придется действовать правдоподобно, — будто испытывая великую боль, произнес Георг.
Будто ему, как и Конраду, не было наплевать на многочисленный внешний контур слуг. Да в случае Апокалипсиса их бы всех выставили за порог, чтобы не тратить продукты.
— Можем ли мы передать это знание детям? Что наш господин мертв, но вернется после конца света?
— Вы еще религию так новую создадите. — Иронично улыбнулся Георг. — Не нужно крайностей. Лучше создайте фонд, который ваши потомки не смогут пустить по ветру. Я могу предложить свой, ежели хотите.
— Так хотел господин?
— Никто не узнает, чего хочет ваш господин, Рассел. — Допустил Ходенберг частичку раздражения в голос. — Хватит думать о нем, задумайтесь о себе.
Рассел понурил голову и кивнул.
«Все отдаст», — удовлетворенно констатировал сеньор Любека.
— Итак, кабинет мы взломаем. — Проговорил он вслух, и в этот раз Рассел промолчал.
— Господин много работал, у него три кабинета в разных частях дворца. Все закрыты.
— В следующий раз я приду со специалистами, решим, — поставил Георг в известность.
— Да, сеньор.
— От вас потребуется список людей, которые никак не причастны к тайнам дворца. Их вы можете отпустить в город свободно. Ежели они возьмут с собой что-то на память, не особо ценное, я не буду против, — подмигнул ему Ходенберг.
Пусть и эти своруют мелочевку. Все же полностью ломать Рассела пока не ко времени. Вон как улыбнулся — несмело, но благодарно.