— Сначала вы поддержите Юсуповых, потом заставите подчиниться их загонщиков. — Поерзал я в кресле от любопытства. — А я думал, сами втравите и сами спасете.
Принцесса немедленно изобразила полную невозмутимость и отстраненность.
— Что за предположения вы высказываете, ваша светлость? Что за тон?
— Это и было условием помощи Юсуповым? Я думал, они предложат контроль над Механизмом.
— Контроль над тобой? — Подняла она брови и вопросила с оттенком сарказма. — Над без пяти минут мертвецом?
То есть, Юсуповы и говорить о возможности контроля не стали… Зная кровных родичей, не удивлен — цепкость там такая, что лучше воевать со всем миром, чем делиться. Хотя, может, придержали сведения о Механизме до совсем крайнего случая.
— То есть, Юсуповы с союзниками согласились выступить против Борецких. Если остальные тоже выступят, — озвучил я. — Чтобы избежать удара в спину.
— Пять «виртуозов» — это очень много. — Тихим голосом произнесла Ее высочество. — Пять ученых-физиков с ручным солнцем над головой. Нам в свое время хватило и… — Осеклась она.
— Того, кто обитает в замурованной камере под дворцом?
— Ты не знаешь, кто там. — Уверенно констатировала принцесса.
— Сказала бы, я же все равно умру. — Пожал я плечами.
— Что останется от страны, если воевать с отступниками не всеми силами? — Проигнорировала Елизавета. — Кто придет на призыв Императора, если не заставить? Часть до последнего будет верить, что Борецкие не придут… А они придут — что им наши запреты? Они уже пришли во снах ко многим, расспрашивая, почему не случился конец света. Как пришли сейчас к тебе, а не к твоему деду. — Приговором отчеканила Ее высочество.
— Я знаю.
— Знаешь и лезешь в петлю?! Они убьют твоего деда. Потом накажут тебя. Ведают ли они о клятве Первого советника, но… Если ты умрешь, мы с братьями убьем Черниговского сами. — Тень одержимости появилась на ее лице. — Так рисковать мы не можем, а Император нас не слышит.
— А говоришь, не нравятся тебе заговоры, — меланхолично отметил я.
— Я всего лишь спасаю свою страну. Как верная подданная Его величества Императора, моего деда, — произнесла она последнюю фразу уже без барьера тишины, громко и отчетливо.
После чего покинула меня, оставив дверь распахнутой — зато довелось посмотреть, как мимо будто случайно прошли постояльцы отеля, и принцессе, изображая хорошее настроение, пришлось милостиво кивать в ответ на уважительные поклоны и выражение радости от встречи. Будто отель — огромный город. Даже здесь — попасть на глаза Императорской семье, не так и плохо. Примелькаешься — запомнят — будет в жизни подспорье…
— Кто-нибудь, закройте дверь, — раздраженно барабаня по подлокотнику кресла, крикнул я в проем.
— Не против, если это сделаю я? — Вежливо шаркнули ногой, и князь Шуйский самолично прикрыл створку, глядя мрачно и требовательно.
Именно под этим взглядом я в школьные годы понял первый принцип добра — делать, но не попадаться.
— Ваше сиятельство, какая честь! — Немедленно поднимаясь из кресла и отступил чуть в сторону, вставая по стойке смирно.
— Это подготовка к побегу, Самойлов?
— Нет, просто кресло удобное — присаживайтесь, — пригласительно повел я рукой.
— Я постою. Соблаговолите объяснить, Самойлов, каким образом артефакты моей семьи вновь оказались в ваших руках. — Заложил он свои руки за спину.
— Зато благодаря им вы спасли сына! — Вдохновенно пытался найти я плюсы.
— Которого ты запер в подвале.
— Вы будете спорить с Ее высочеством? — Укорил я князя.
— Из-за кого заперся Артем?
— Из-за прекрасной Марианны де Линьола!
— Кто ее привел? — Продолжался допрос.
— Артем спас ее из заключения!
— Какого демона он вообще ввязался в эту авантюру?!
— Из благородства, полагаю. У вас замечательный сын, — растроганным голосом подтвердил я.
Второе правило добра — попавшись, хвали других.
Шуйский постоял, напряженно меня разглядывая.
— Но я очень рад вашим вопросам, — признался я в ответ на его хмурый взгляд. — Вы распекаете меня так, будто я завтра выживу.
— Днем я могу не успеть.
— Так даруйте мне прощение. Чтобы уйти к предкам без тяжести на плечах, — жалобным голосом повторил я слова Инки.
— Ищи наивных в другом месте, — позволил князь себе легкую улыбку. — Умрет он… Мы так легко от тебя не отделаемся. — Развернулся он от меня.
И вроде приятно, и неприятно одновременно…
— Пока что два-два, — констатировал я на выдохе.
Князь задержался и вопросительно поднял бровь.
— Двое верят, что умру. Двое, что выживу, — пояснил я ему.
— Кто-то плохо тебя знает. — Скрипнули петли двери, а звук музыки, звучавший до того отдаленно, щедро отразился от стен кухни. — Остальным повезло гораздо меньше.
— Ваше сиятельство, — поклонился выходящему из дверей князю граф Ломов.
— Вы там в очереди что ли стоите? — Спросил я с подозрением, стоило двери за подчиненным закрыться.
— Нет, — удивленно обернулся он назад.
— Раздобудь табличку закрыто, будь так добр, — помассировал я себе виски. — Я так вообще не высплюсь.
— Сделаем. Там танцующие спрашивают, изволите ли вы присутствовать. Девушки Аймара вами интересуются, — чуть понизил он тон. — Ночь перед боем, у них там какие-то традиции.
— Скажи им, что наши воины сами выбирают себе смерть. — Гордо отмел я предложение.
И смерть от рук жены в мой выбор не входит.
А потом случилось утро — то самое, пасмурное, сырое, скользкое и очень тихое. Отель вновь спал — достаточно крепко, чтобы не проснуться, когда за нами с дедом приехал микроавтобус, и не провожать. Тоже — традиция.
Представительский серый «Альфард» ехал по расчищенным улицам города не слишком быстро — хватало времени разглядеть лица горожан, которые каким-то образом узнали, когда и где мы будем ехать. И куда больше ненависти, злорадства и равнодушия там было радости — что все это наконец-то закончится. Большинству уже было все равно, кто победит, и за что идет война — так много усталости и голода в глазах. Победителю понадобится очень много сил и денег, чтобы убедить их праздновать этот день.
Водитель в машине был чужой — разговаривать при нем не хотелось, потому за всю дорогу было сказано всего пара фраз.
— Послушал запись?
Михаэль кивнул. Слова принцессы, записанные без разрешения, пришли к нему на телефон под утро.
— Ничего не изменилось.
Князь нашел мой взгляд, протянул руку и сжал горячей, сухой ладонью мою.
— Я верю тебе.
Глава 15
Вокруг было поле: неровное, с уклоном на север. С одной стороны оно запиралось нешироким подлеском от овражистого склона к безымянной речке, еще с двух сторон — линии деревьев скорее обозначали границы участка гранями в добрый километр. Вдоль поля, огибая его с запада, уходила к морю проселочная дорога, прячась за линией невысоких каменных домов с каменными крышами. Ветер разбегался с запада, раскачивая облетевшие кроны ив.
За тремя столами, установленными в линию вдоль дороги, работали над бумагами представители местного дворянства — трое заслуженных стариков в строгих мундирах с орденами, медалями: памятными, юбилейными, к торжественным датам… Ни одной боевой награды среди натертого до блеска серебра и золота — Любек помнил десятилетия мира, здесь хранили деньги во времена междоусобиц, прятали наследников и золото из клановых хранилищ перед нападением врага. Нейтралитет во время двух мировых войн позволил Ганзе неприлично разбогатеть и пробрести репутацию безопасного места. А потом пришли мы.
Черные зонты в руках слуг прикрывали столы от моросящего дождя, но порывы ветра все равно бросали капли на бумагу трех тяжеленых гроссбухов — чернила на разлинованных страницах расплывались, а неосторожное нажатие стила могло процарапать размокшую бумагу на пару веков в прошлое. Сколько лет минуло с тех пор, когда в эти книги внесли последнюю запись? Причину чей-то смерти, яростное желание найти правду в поединке… За обложкой этих книг, одинаковых до последней запятой, найдется немало надгробных надписей. Сегодня их заполняли для нас: прилюдно, при многочисленных свидетелях, выстроившихся широкой дугой за их спинами. Шесть десятков человек пришли, считая обязательным для своего статуса быть здесь — мокли по дождем гербовые штандарты в руках слуг баронов и графов, герцогов и виконтов. Свидетели стояли широкой дугой, лицами на восток — линия столов отделяла их от нас.