Скоро с бумагами закончат, и слуги увезут копии гроссбухов: одну копию в городской архив, вторую в хранилище Ганзы и третью в архив дворянского собрания. Оттуда же их заберут, если аристократам вновь станет невозможно дышать под одним небом.
Дождь бил по щекам, падал с носа и ушей. Мы мокли, терпеливо дожидаясь, пока внесут дату, место и причину боя. Рядом — в трех метрах справа от нас — этого же ожидали соперник со свитой. Они закрыли лицо капюшоном серых накидок, но ткань не спасала от непогоды — намокла, приставала к лицу и телу, очерчивая худые до угловатости черты.
Все вокруг были одинаково бессильны перед дождем — пользоваться барьерами нельзя, никаких перстней до завершения всех формальностей, никаких артефактов: не в том случае, когда напряжение на пределе. Реакция на всплеск Силы непредсказуема: и местные дворяне, обычно спесивые до крайности, это понимали в первую очередь: жизнь их слишком хрупка для сошедшихся сил.
Не смотря на февральский холод, старикам было жарко — поднимался пар над тонкими белесыми шеями, платки с гербовыми узорами торопливо стирали с них пот. Высоченной мачтой над столами возвышался герцог де Плесси — его вахта началась еще до рассвета. Именем герцога гарантировано, что под землей полигона нет артефактов, бомб или скрытых каверн. Значит, Арман де Плесси прошел все поле несколько раз, каждый его метр. Мы, в некотором роде, потребители его труда — нам организовали место, доставили и привели врага. Когда начнется бой, герцог закроет своей Силой благородных свидетелей от удара и будет гарантировать их жизни — своей Силой и артефактами. Никто не станет бить по свидетелям специально — но там, где выясняются отношения «виртуозы», убить может и эхо чужих слов.
— Господа! — Взволнованным, надтреснутым голосом произнес предводитель дворянства Любека. — Извольте заверить документы. — Почти синхронно развернули к нам три разворота, аккуратно заполненных тремя разными почерками.
Первым склонился перед текстом князь ДеЛара — он читал строки, еле заметно двигая губами.
Князь Михаэль ДеЛара обвиняет Золотые пояса Ганзы в смерти жены и не родившегося сына. Ганза обвинения не признает и обвиняет князя Михаэль ДеЛара в многочисленных нападениях, погромах, пожарах и смертях. Князь Михаэль ДеЛара обвинения не признает и считает деяния свои законным правом кровной мести. Обе стороны решили, что рассудит их небо и поединок. Обе стороны согласились, что победитель получит жизнь врага и его достояние. В том свидетельствует герцог Арман Де Плесси, коему стороны высказали свое полное доверие. От войска князя Михаэля ДеЛара, защищать его честь и правду, станет князь Михаэль ДеЛара. От войска вольных городов Ганзы, защищать их честь и правду, станет Николай Борецкий. Документ составлен бароном Георгом фон Диггерном, предводителем дворянского собрания Любека, графом Вольфгангом Гогенлоэ, графом Кристианом Швабенгау — три черно-фиолетовые печати коих уже стоят напротив фамилий, слегка размокшие от влаги. Еще один отпечаток: ярко-зеленый, поставил Арман де Плесси самым первым на все три копии — он надиктовывал этот текст в интересах обоих сторон.
Князь ДеЛара по очереди приложил перстень к каждому из листов, и герцогский герб золотом отпечатался поверх текста с его фамилией. Два шага назад — дать место слегка сутулой худой фигуре подойти ближе.
Свой перстень Николай Борецкий зажимал в ладони — по той причине, что переплавленное, раздавленное серебро невозможно было надеть на палец. Аквамарин в вставке почти коснулся листа, как нервное движение старика за центральным столом, отдернувшего гроссбух, заставило Борецкого остановиться и поднять на барона фон Диггерна вопросительный взгляд.
— Прошу вас, личную подпись, — изрядно потея, попросил барон.
Борецкий прикрыл глаза, будто желая что-то сказать. Но вместо слов отогнул от аквамарина серебряные лепесток и царапнул им подушечку большого пальца. Кровавый отпечаток лег на бумагу поверх его имени.
— Секунданты, прошу, — выдохнул фон Диггерн и посмотрел на меня и свиту Николая.
Я чуть помедлил, и вперед вышагнул еще один господин, закрытый серой тканью. Еще один перстень — тоже мятый, с разбитым камнем и тусклым камнем, был использован, чтобы уронить каплю крови на разворот гроссбуха и прижать его пальцем.
— Вы, прошу, — уже с некоторым облегчением, улыбкой попросил барон меня.
Конец работы для трех немолодых дворян был совсем рядом — осталось завершить формальности и не умереть. Старикам придется досмотреть бой до конца из первого ряда — такова цена их положения в обществе.
— Перстень или подпись? — Поторопил меня фон Диггерн, предлагая стило с чернилами.
— Перстень, — потянулся я к внутреннему карману.
Тихонько прозвенел металл перстней от прикосновения руки — всего восемь. Перстень ДеЛара использовать нельзя — запрет на близких родственников. На выбор остается семь, и любой будет принят. Я помнил форму каждого из них: их прохладу и жар, сокрытый в металле, огранку камней и вес, символы на кольцах. Нужный перстень словно сам уперся в пальцы — будто сетуя, что его надевали куда реже остальных. Несправедливо реже.
Тяжелый, немигающий взгляд ожег холодом висок. Пять взглядов: до ощутимых признаков будущей мигрени — под ним я надел родовой перстень на безымянный палец левой руки.
Синее серебро с уходом в светло-синий, вставка из аквамарина — темно-синего с черным, сверкающего даже под пасмурным небом — клановый знак старшей семьи Борецких. Целый перстень, не то, что у отступников.
— Я имею на него право, — твердо смотрел я перед собой на обескураженного барона.
Разглядев причину заминки на моей руке, загудела перешептываниями толпа свидетелей, подалась вперед и тут же замерла под резким взглядом князя ДеЛара.
Не постеснялся показать изумление и недоверие герцог де Плесси:
— Насколько мне известно, у Борецких нет наследников по главной линии. — Будто специально посмотрел он на людей в сером. — Ложная печать обесценит документ и оскорбит меня лично.
— Герцог, полагаю, ни в коем случае не сомневается, ваша светлость! — Храбро вступил в беседу фон Диггерн с надеждой посмотрев на меня. — Но не изволите ли продемонстрировать право владеть этим перстнем… Для всех… — Повел он рукой, потерянно оглянувшись назад.
— Изволю.
И аквамарин в перстне, выставленный левой рукой напоказ, пошел волнами, а в ушах зашумело, загудело необоримым океаном — будто оно прямо здесь, а не севернее, за полями, лесом и дворцами ганзейских крезов. Будто огромная волна уже над нами, и не тьма «Пелены» закрывает солнце и давит ощущением неизбежного на плечи, а тысячи тонн соленой воды собираются рухнуть и навсегда прижать своей тяжестью к земле.
Мгновение, и все исчезло — и ветер вместе с беспокойным перестуком дождя по столу показался гробовой тишиной.
— Этого достаточно, благодарю, — с ощутимой заминкой произнес барон, стараясь волей сдержать участившееся дыхание.
— Князь ДеЛара, вы в праве сменить секунданта… — Подал голос граф Кристиан Швабенгау.
— Ничего не изменилось.
— А если он прикажет им проиграть, — зашептали за спинами предводителей дворянства.
— Кому?! Отступникам?! — Гудели в ответ.
— Ничего не изменилось, — громким эхом прозвучал холодный голос соперника. — Я убью обоих.
И зябкий ветер забрался под воротник, царапнув кожу шеи.
— Если вы на что-то рассчитывали, молодой человек, вы ошиблись, — с горечью покачал головой де Плесси. — Михаэль, я приму его отвод.