— Прошу прощения, дорогие мои! — Никита опустил на пол вертящихся детей, которые тут же помчались наверх под присмотром строгой гувернантки «тети Любы». А сам схватил в охапку две драгоценные розы и перецеловал каждую. — Задумался.
— О чем? — не вытерпела Даша. — Мы можем узнать?
Какая дисциплинированная у него младшая жена! И очень вежливая, что не откажешь просьбе.
— За ужином скажу. Идите, переодевайтесь.
Тамара не удивилась, когда Никита озвучил решение князя Балахнина пригласить его в элитарный клуб. Про «двадцатку» она слышала от своего венценосного дядюшки, который там заправлял всеми клановыми лидерами. И считала, что рано или поздно муж туда попадет. Выходит, что это событие случилось гораздо раньше по каким-то причинам: политическим или экономическим. Клановой аристократии сейчас нужен совершенно новый, независимый, и в какой-то мере, авантюрный вожак. Этакий громоотвод.
Была она против? Навряд ли. Скорее, Тамару разъедало любопытство, чем это все закончится. Никита, если и полезет на острия мечей, то в крайнем случае, как это случилось в Бухаре. И тогда в Петербурге будет много развалин. Нет, Балахнин не будет испытывать Назарова на прочность. Намек он уже получил. Здесь что-то другое.
— Я бы хотела попасть в клуб, чтобы посмотреть на эту комедию, — сказала Тамара, когда Никита закончил рассказывать о предложении клановых аристо.
— Почему ты так думаешь? — поинтересовался волхв.
Даша, настырно кормящая отбивающегося Ярослава, тоже стала ожидать ответа Тамары.
— Ничем иным я не могу назвать этот фарс, — усмехнулась ведущая супруга. — «Двадцать» — закостенелая форма джентльменского клуба. За последние тридцать или сорок лет туда вообще никого не принимали. Ты слышал что-нибудь о судьбе Кобылиных?
— Не особо интересовался, — признался Никита. — А что с ними?
— В начале двадцатого века Кобылины очень хорошо вложились в бакинские нефтяные промыслы. Организовали сеть розничной продажи керосина, скипидара и прочей подобной продукцией. Лодыгины, Синие, Кокоревы, Колычевы…
Никита насторожился.
— Немятые, Юрьевы, — продолжала уверенно перечислять Тамара. — Все они как родственная ветвь входила в клан Кобылиных. Думаешь, элита пригласила его в свой клуб? Да ни за что! А ведь только одних особняков по Москве, Петербургу, Астрахани, Баку у них насчитывалось почти полсотни! Финансово этот клан даже был выше, чем те же Волынские.
— В чем же причина? — спросила Яна, сидевшая рядом с Возницыным, и по примеру Даши подкармливала своего жениха. А тот хмурил брови, но сопротивлялся напору девушки очень вяло.
— А вот этого я не знаю, — пожала плечами Тамара, мельком взглянув на детей, которые под присмотром Милютиной покорно доедали рассыпчатую кашу, чтобы, наконец, добраться до бисквита. — Никогда не задавалась этим вопросом. У девушек, вообще-то, совсем другие интересы.
— Ты себя недооцениваешь, — улыбнулся Никита.
— Нет, милый, даже не думай меня вовлечь в эту сферу, — вернула ему улыбку жена. — У меня есть семья, дети, муж — вот здесь я и буду стараться показать свой потенциал. А политические игрища твоя стихия. Кстати, надо приготовить твой новый костюм. Пришла пора его выгулять.
— Как скажешь, дорогая, — Никита вспомнил, что у него в гардеробной действительно висит новый костюм-тройка для официальных выходов. — Надеюсь, галстук-бабочку надевать не нужно?
— У тебя такая неприязнь к «бабочкам»? — фыркнула Даша.
— Честно? Я чувствую себя в таком галстуке немного…ну, по-дурацки.
— Наденешь то, к чему ты привык, — разрешила сомнения Тамара. — У тебя большой выбор галстуков. И не показывай этим надутым индюкам, что тебя может расстроить пылинка на костюме.
Глава 2, 3
Петербург
Элитарный клуб «Двадцать», несмотря на свое странное название, по духу близкое к британским заведениям подобного толка, оставался все же русским закрытым мужским клубом. Он находился на улице Гороховой неподалеку от Семеновской площади и своим фасадом гордо напоминал, что доступность сего места ограничена.
Большой герб клуба с цифрой «20» в орнаменте из разноцветных лент, искусно выписанных эмалью по металлической основе, в вечернее время выглядел очень живописно, подсвеченный фонариками. Возле входа застывшими пеньками стояли служащие одинакового роста и комплекции в строгих черных костюмах; их задача состояла в правильной встрече клановых лидеров. Да, умение распахнуть дверцу дорогой машины и в легком полупоклоне приветствовать высокого гостя, а затем аккуратно эту дверцу, стоившую чуть ли не половину обычной «ладоги-кросс», закрыть, тоже входило в перечень обязанностей.
Никита приехал на своем «бриллианте». Только на этот раз он сидел на заднем сиденье, а машину вел младший офицер охраны особняка, а рядом с ним присутствовал еще один телохранитель.
Семен Фадеев, как старший группы сопровождения, находился во внедорожнике с четверкой крепких парней, и держался впереди «бриллианта». Он не стал останавливаться перед парадной клуба, а дал команду проехать дальше, где была предусмотрена автостоянка для машин охраны.
Никита покинул «бриллиант», легким движением одернул лацканы щегольского пальто и уверенно зашагал к лестнице. Поднялся наверх, не обращая внимание на обязательные почтительные поклоны служащих, и вошел внутрь ярко освещенного зала.
Возле него тут же возник еще один работник клуба, на чьи руки упало пальто. Быстрый взгляд в ростовое зеркало, висящее на стене, оценка собственного внешнего вида. Тамара с Дашей постарались, чтобы муж выглядел безупречно. Все утро хлопотали возле него, доводя костюм до совершенства. И своего любимого супруга в нем. Даже в Вологду только к обеду уехали, взволнованные донельзя, как будто сами готовились к праздничному балу.
— Никита Анатольевич! — на входе в зал его встретил Балахнин с бокалом шампанского. — Я сначала не поверил, что это вы! Прекрасный костюм. Он вас сразу превратил в солидного мужчину.
— Так я и не мальчик уже, вроде бы, — здороваясь с князем, усмехнулся Никита. — Надеюсь, не опоздал?
— Ни в коем случае. Обычно заседание клуба начинается на час-полтора позже намеченного времени, — Балахнин любезно предложил волхву пройти в зал. — Мы даем время пообщаться между собой, обсудить наболевшие вопросы…
— Мы? — Никита с интересом оглядел помещение, в котором находилось человек пятнадцать настоящего аристократического толка, не считая парочки официантов в белоснежных рубашках, старавшихся незаметно сновать между разговаривающими и разносить питье. Не показывая любопытства с появлением нового лица, мужчины в однообразных дорогущих костюмах тихо беседовали друг с другом. Кто-то сидел за столом, а кто-то удобно устроился возле барной стойки. Четверо — Волынский, Шереметев и еще два молчаливых субъекта — лениво перекидывались картами. — Значит, в клубе все же есть иерархия?
— Ни в коем случае! — Балахнин подвел волхва к барной стойке, и бармен тут же по знаку налил шампанского для нового гостя. — На ежегодном собрании выбирается председатель и его заместитель. В этом году выпала честь руководить мне. А господин Морозов помогает. Кстати, вот и он.
Стоявший неподалеку от них невысокий коренастый мужчина с высоким открытым лбом и тщательно зачесанными вбок редкими волосами, отставил в сторону широкий массивный стакан, в котором плескался янтарный напиток, решительно подошел и протянул руку.
— Рад видеть молодую поросль в наших рядах! — удивительно густым голосом с таким ростом произнес он. — Будем знакомы. Мирон Порфирьевич.
Морозовы относились к московскому боярскому роду. Влиятельны для большей части дворянства бывшей столицы. Но и только. Политика делается в Петербурге, а периферия лишь подыгрывает, тщательно выбирая, к кому примкнуть. Так и Морозовы, чутко держащие нос по ветру. Безобидны, лояльны и очень осторожны, как однажды сказал Константин Михайлович зятю.