* Во время экспедиции на Кавказ и Крым Львов произвел археологические изыскания: по просьбе А.Н. Оленина он нашел Тмутараканский камень, копировал надписи с древних могильных плит, сделал зарисовки барельефов плит.
* Исследователям литературного творчества Львова удалось в наши дни собрать его басни, стихи, эпиграммы, пьесы, переводы и издать "Избранные сочинения".[63] Будучи человеком деятельным, представителем передовых научных взглядов, Львов имел много недоброжелателей, завистников. Об этом писал его первый биограф Ф.П. Львов: “Всегда и во всех почти краях при открытии новых польз общественных страдали виновники оных. Труды подвижника, озлобляя зависть, нередко были гонимы! Той же участи подвержен был и г-н Львов”.[64] Землебитное училище закрыли. Оборота капитала не было, росли долги. “Долг считай на мне по приезду. Я заплачу! Право, заплачу!.. На том свете, мне сказывали, деньги недороги, а на здешнем ведь недолго жить”.[65]
Иной вселенную обмерил,
Другой ход солнечный проверил,
Измерил самый океан;
Нашел полночну стрелку,
А что же вышло на поверку,
Что? — продырявленный карман,
— писал он в “Послании к А.А. Мусину-Пушкину”.
Еще у Николая Александровича была мечта — составить словарь русских художников, чтобы “поставить их лицы в кивот памяти”.[66]
Не успел...
Он умер в Москве в ночь на 22 декабря 1803 года (по старому стилю). Мария Алексеевна была при нем.
Когда-то Львов писал о вечности, которая придет вслед за смертью:
К любви превыспренной и вечной
На крыльях радостных взовьюсь.
Он любил жизнь, любил жену и детей, любил Россию, много ездил по ней и украшал ее своими творениями. Его, “россиянина, в снегах рожденного”, в последний путь, в родное Никольское, Россия провожала рождественскими морозами.
Вероятно, прах Николая Александровича упокоили вблизи усыпальницы. Об этом свидетельствуют строки из стихотворения Державина “Память другу”:
Встает туман по всякий день —
Над кем? — кого сия могила,
Обросши повиликой вкруг,
Под медною доской сокрыла?
Кто тут? Не муз ли, вкуса друг?
После смерти мужа жизнь для Марии Алексеевны как будто утратила смысл.
Единственное, что ее беспокоило, что удерживало на этой земле, — это незавершенная отделка церкви Воскресения и родовой усыпальницы в Никольском: “Боже мой! Когда моё желание исполнится, чтоб в Никольской была служба”. Для этого, оказалось, необходимо, чтобы земля под церковью, домом священника и сторожкой была отведена епархии. Об отводе земли хлопотал Александр Михайлович Бакунин. Он подыскал священника из села Яконова и присматривал за строительством дома для него. Бакунин был одним из ближайших друзей, вероятно, душеприказчиком Николая Александровича. И даже после смерти Львова продолжал в письмах философский разговор с ним, разговор, обращенный в вечность.[67] Мария Алексеевна в письмах Бакунину сетует на бюрократические проволочки, которых немало в епархии: “...Гавриил Державин при дворе пожаловался петербургскому митрополиту на нашего архиерея” или: “Нет ли у тебя знакомого в консистории, чтобы освидетельствовали, что все здесь готово”.[68]
Храм освятили в августе 1806 года. Возможно, тогда и был перенесен прах Николая Александровича в мавзолей. Когда это свершилось, она успокоилась: “Хлопотам моим конца нету. А я уже устала. Что Богу угодно будет, то и будет”.
И было Богу угодно, чтобы через год, в июне 1807 года, Мария Алексеевна умерла, ей было 52 года. Как будто судьба отмерила им почти равные сроки земного бытия. Прах ее положили рядом с тем, кого она любила больше всех на свете.
У алтаря позднее появится бронзовая плита: “При вратах царских храма сего почиет прах соорудившего оный Николая Львова...”.[69]
В 1810 г. Державин приехал в Никольское поклониться могилам друзей, написал: “Да вьется плющ, и мир здесь высится зеленый, хор свищет соловьев, смеется пестрый луг”.
В начале 1930-х гг. в родовой усыпальнице все было поругано. Львовых в мавзолее нет.
63
Львов Н.А. Избранные сочинения. Составитель К.Ю. Лаппо-Данилевский. Кёльн — СПб., 1994.
64
Львов Ф.П. Николай Александрович Львов // Сын отечества. 1822. Ч. LXXVI1. № 17. С. 120.
65
Н.А. Львов — Г.Р. Державину. 30 ноября 1800 г. // Сочинения Державина. Т. 6. СПб., 1871. С. 126. Н.А. Львова нельзя назвать бедным человеком. Критериями оценки состояния дворянина того времени считалось количество земли и крепостных крестьян. О состоянии Львовых см. сноску 4 к главе “Дух спасительный судьбы моей...” данного издания.
66
См. письмо Н.А. Львова к Д.Г. Левицкому. 22 апреля 1800 г. Москва // Львов Н.А. Избранные сочинения. Составитель К.Ю. Лаппо-Данилевский. Кёльн — СПб., 1994. С. 355.
67
Исследователи были удивлены, что письма А.М. Бакунина к Н.А. Львову, написанные, как было определено по водяным знакам, в 1804 г., адресованы уже к небожителю. См.: Агамалян Л.Г. Бакунин А.М. Письма к Н.А. Львову // Ежегодник рукописного отдела ИРЛИ РАН. 2001.
68
РО ИРЛИ. Ф. 16. Оп. 9. Ед. хр. 193. Л. 1—4. Три письма М.А. Львовой к А.М. Бакунину этого периода (март, апрель 1806 г.) хранятся в фонде Бакуниных. Впервые фрагментарно опубликованы И.А. Бочкаревой. Николай Львов. Торжок. 2001. В письме от 8 марта 1806 г. Мария Алексеевна рассказывала о последних днях давнего друга семьи Вельяминова: “Пётр Лукич наш отправился к своему другу Николаю Александровичу. Мне его не жаль, кажется, что им вдвоем там будет веселее, а плачу, жаль, что никого по себе не оставил. Приехал к Оленину погостить, скончался очень спокойно и счастливо”. В письме от 5 апреля 1806 г. Мария Алекееевна спешит сообщить в Прямухино А.М. Бакунину: “Сию минуту, мой друг, получила твое письмо и специально отвечаю тебе”. Судя по ее ответу, Бакунин производил посадки деревьев в усадьбе Никольское согласно плану, составленному Николаем Александровичем. Он писал, что на плане усадьбы, подписанном рукой Николая Александровича, указано место для посадки лиственницы — против пруда церковного, и Мария Алексеевна обеспокоена, “что, наверное, забыл, запамятовал Николай Александрович, в том месте, направо от церкви, по дороге в Торжок, что называется у нас “чухонь”, лиственницу сажать нельзя, непременно вымерзнет, что будет жаль, ведь сажал ее он сам, а прикажите посадить её в гору, налево, как ехать в Торжок”. И ещё сообщает, что “один раз Гавриил посадил на Петровой горе за больницею и возле больницы лиственницы, им тут место”. Письмо содержит немало интересной информации: во-первых, в Никольском был питомник, и Николай Александрович сам занимался выращиванием саженцев; во-вторых, на Петровой горе была больница, однако в известных нам источниках (в том числе в плане усадьбы Никольское А.М. Харламовой) на Петровой горе значится только комплекс хозяйственных построек. Больница, вероятно, была построена в конце 1790-х. гг., когда в Никольском была школа землебитного строительства.
69
Плита утрачена. Надпись была скопирована Б.И. Копланом. См.: Гений вкуса. Тверь, 2001. С. 17.