Вебер была права во всём, но чувство, которое зарождалось во мне мешало мыслить здраво. Каждой клеточкой своего тела я ощущал гнев. Ярость, застилавшую мне глаза от бессилия. Ведь Чарли действительно был особым пациентом. Он напоминал мне меня. Каждый раз, заглядывая в его глаза, каждый раз, поглаживая его по голове, я видел в нём себя. Покинутый всеми, оставленный на попечительство сестры. От этих мыслей мне становилось лишь большее, ведь я прекрасно знал, что такое одиночество. И знал, каково это, принадлежать самому себе в столь юном возрасте.
Мне хотелось заменить ему брата. Никогда не оставлять одного с мыслями от безысходности. Мне не хотелось лишать его последнего шанса на победу и на новую жизнь. По этому, я принял решение, которое должно поменять его жизнь. Я должен, и смогу.
Проигнорировав все запреты, мне всё же удалось получить согласие на повторную операцию. Страх за такую огромную ответственность, тяжким грузом лёг на мои плечи, но чувство справедливости застелило мне глаза. Справедливость будет тогда, когда Бог проиграет. Уступит мне жизнь этого пациента и жизни других, не менее нуждающихся. Позволит мне спасти их. Ребекка не права. Нельзя отступать. Никогда и не при каких обстоятельствах. Ведь я— врач, и свято верю в ценность человеческой жизни. И моя обязанность сделать всё и даже больше, чтобы выиграть.
А после, через два дня, когда операция прошла успешно и пациент пришёл в сознание, вся больница стояла на ушах. Слава о моих навыках охватила весь Париж. Это льстило, но мне не позволял возгордится этот пронзительный взгляд голубых глаз, который смотрел на меня с благодарностью. Ведь только я знал, что поставил всё, даже жизнь этого парнишки, что бы выиграть раунд. И каждый раз, смотря на него, моё сердце сжималось от боли. Это напоминало мне о дне, когда я был подавлен, съёжившись от страха и неуверенности в своих действиях.
Я — врач. И я смог победить смерть.
Глава 5.
Начиная с семнадцати лет, мне приходилось многое скрывать. Нет, я всё так же возмужал в глазах моей семьи. Всё так же приносил деньги в дом, подрабатывая на пол ставки и часто зависая в кондитерской. Но всё же, я не осмеливался сказать матери о своём медицинском увлечении, и о том, что теперь, в перерывах между работами, зачитывался, как мне показалось, увлекательными науками. В то время, пока мой горе-отец строил планы на будущее, зарываясь поглубже в бумагах, моя мать решила, что основным добытчиком в семье стану я. Мне не только пришлось лишиться карманных денег, но и научиться зарабатывать их. По этому ни о какой учебе не могло идти и речи. В планах моей матери не было пункта сделать меня счастливым, отправив учиться туда, куда я захочу. В её голове уже зародился план отправить меня на любую грязную работу после окончания школы. А после, узнав о моём поступлении, устроила мне ад на земле: она выбрасывала мои учебники, жгла форму и проклинала всякими словечками, обещая, что я в скором времени сдохну, если не оставлю медицину. Врач— не прибыльная работа.
Тёплые воспоминания о моей семье канули в небытие. Со временем у меня получилось укрыться от моей ненормальной матери, ночуя то там, то тут. Больше не слышать её крики и не терпеть её побои. Впереди меня ждала новая жизнь. Но прошлое в виде воспоминаний постепенно тянуло меня ко дну. Один из таких грузов был мой брат. Он искал со мной встречи, уговаривал вернуться домой, слёзно прося прощение за ненормальную мать и горе-отца. Обещал, что всё наладилось и все с нетерпением меня ждут. Но я предпочел оставить эти слова в своих мечтах, ночуя у друзей и знакомых, продолжая работать после учёбы и еле сводить концы с концами.
Сказать по правде, я не особо удивился звонку брата в один из весенних деньков. Мне показалось это вполне естественным явлением и я был уже готов отказать ему в встрече, но Джулия, совершенно случайно подслушав разговор, решила, что мне стоит выйти на улицу хоть раз за два месяца. Чёрт с ним, подумал я тогда, и направился в кафе напротив моей обители.
Дожди для первой половины весны были естественным явлением, но почему-то каждый третий умудрялся заболеть, пополнив палаты своим присутствием. Для такого человека, как я, который выбирается из своей пещеры раз в два месяца— такая погода была ерундой — но именно сегодня я пожалел, что не потратился на новую куртку.
В памяти, сколько бы я не пытался вспомнить, не всплывало, что мне когда-то доводилось посещать столь дорогие кафе с идеальным интерьером. Вся эта атмосфера тепла и уюта витала повсюду. А запах свежеиспечённого хлеба моментально пробудил во мне зверский аппетит. Официанты, как обычно, гордо вскинув подбородок плавно перемещались между столиками и разносили вполне себе приличный завтрак. Мелодия уличных музыкантов из-за погоды переместилась в древнейший музыкальный центр, но возможно именно он смог передать всю эту обстановку за считанные секунды. Да, мы— французы— умеем жить. А жить в городе, в котором умеют молиться, есть и любить— сказка.
Мои глаза по прежнему болели от вида картин. Точнее от их огромного количества. Удивительно, подумал я, что только не сделают ради того, что заманить туристов. Даже картину Эйфелевой башни зачем-то пригвоздили, хотя её можно увидеть совсем неподалёку. Усмехнувшись, я подозвал к себе официанта, делая заказ. Мужчина записав мои пожелания в малюсенький блокнотик посоветовал новый гарнир, но тут же получив отказ принялся за моего брата. Калеб очень медленно пролистал странички толстенного меню и, сделав заказ, мило улыбнулся парнишке. Эта картина показалась мне очень забавной, и если бы я не знал своего брата, то мог бы с уверенностью сказать, что такой красивый молодой человек играет не за нашу футбольную команду. Хотя, подумал я про себя, уже слишком много времени прошло с нашей последней встречи. Покраснев до самых ушей, молодой и о-очень шустрый официант скрылся с нашего поля зрения, оставив нас сидеть в неловком молчании.