Учебников и необходимых пособий явно не хватало, особенно это касалось естественных наук. Учитель физики и математики М. И. Смирнов электрическую машину, например, получил «от неизвестного» в июле 1842 г.,[221] и если бы не случай, ученики так никогда и не увидели бы действие искусственного электрического разряда. Выше приводились данные об отсутствии в семинарии элементарных инструментов для математических измерений. Другой любопытный случай относится к 1846 г., когда учитель по сельскому хозяйству обратился к начальству с просьбой приобрести во врачебной управе для уроков по зоологии человеческий скелет. Иаков наложил следующую резолюцию: «Просить управу уступить скелет для семинарии в пользу науки, но предварительно и частно осмотреть скелет, полон ли он, хорошо ли сложен и стоит ли того, чтобы такой иметь при учебном заведении». Из щекотливого положения со скелетом выручила сама врачебная управа, которая скелета «не уступила», а потребовала за него 10 рублей. На это, может быть, и рассчитывал преосвященный, потому что семинарское начальство прописало: «Поелику как суммы на покупку означенного предмета не имеется в правлении семинарии, так и без разрешения высшего начальства нельзя приобретать означенного скелета, то оставить пока без исполнения впредь до новых распоряжений и постановлений касательно естественной истории».[222] Ясно, что при таком отношении к делу преподавателям семинарии работать было нелегко.
Кандидаты и даже магистры духовных академий, поселившись в саратовской глуши, быстро теряли свою учёность и погружались в мир тусклых служебных и семейных забот. Чернышевский ежедневно видел перед собой людей, которые уже не проявляли потребности вырваться за пределы семинарской лекции и не поддавались ни на какие советы и уговоры – даже идущие со стороны начальства – заняться богословскими науками серьезнее. Исключением был Г. С. Саблуков, преподаватель гражданской истории и татарского языка. Епископ Иаков, прочитав извещение от 27 апреля 1845 г. о составленном учителем Воронежской семинарии А. Данским руководстве к изучению русской словесности для воспитанников духовных семинарий, обратился к своим подчинённым с призывом: «Пора и нашим наставникам писать книги. Синайский это сделал. Саблуков трудится с похвалою. За прочими остановка по сей части».[223] Впрочем, приглашая к издательской деятельности, Иаков в то же время отказывал в материальной поддержке, и в результате тормозил дело, к которому призывал. Преданный науке, Саблуков такой помощи не требовал, и это особенно устраивало преосвященного. Синайский же напечатал свой российско-греческий словарь полностью за свой счет, и когда он в 1847 г. попросил Иакова о пособии «для покрытия больших моих издержек при издании сего словаря», тот отвечал: «Книга эта очень полезна для учебных заведений, в которых преподается греческий язык. Предписать начальникам духовных училищ позаботиться о распространении сей книги между учениками. Наставники семинарии также должны позаботиться о внушении ученикам пользы приобретения российско-греческого словаря». По существу, это был отказ, облаченный в комплиментарную форму. А сменивший Иакова епископ Афанасий ограничил и самую продажу словаря Синайского на том основании, что «в наших училищах, где греческий язык изучается только аналитически, употребление словаря русско-греческого весьма незначительно».[224]
«Дрязги семинарские», о которых Чернышевский писал А. Ф. Раеву, возникали не только из «перлов» преподавательских, но и подробностей ученической жизни бурсаков. Семинарский архив фиксировал далеко не все происшествия, к тому же многие документы утеряны, однако и сохранившиеся материалы вполне доносят затхлый воздух семинарской среды и позволяют развернуть употреблённую Чернышевским характеристику в её исторической достоверности.