– Подождите минутку. Вы считаете, что Морли Шайн обнаружил что-то такое, чего не мог найти ваш адвокат?
– Я совершил ошибку, когда нанял Фосса для моей защиты в суде по гражданским делам. Гражданские дела его не интересуют. Возможно, он просто устал или ему надоело все, связанное со мной. Он чисто формально делает только самое необходимое. Нанял какого-то частного детектива, одного из тех, кто выдает на-гора кучи бумаг, не внушающих никакого доверия.
– Тогда почему вы не расторгнете с ним договор?
– Потому что, по их мнению, это может навредить моим интересам в предстоящем процессе. Кроме того, у меня нет денег для того, чтобы нанять нового адвоката. Вся та небольшая сумма, которую я получаю, уходит на адвоката и на поддержание дома в более-менее приличном состоянии. Не знаю, на какие богатства рассчитывал Кеннет Войт, затевая этот процесс.
– Я не собираюсь обсуждать с вами достоинства и недостатки предстоящего процесса. Не вижу в этом смысла, мистер Барни. Я понимаю, что у вас есть проблемы...
– Да, вы правы. Это пустая трата времени. Дело-то, в общем, обычное – предстоит процесс, адвокаты в любом случае получают от него хорошие деньги. Кто меня беспокоит, так это Войт. Он не сдастся ни при каких условиях. Ему нужна полная победа. Ему хочется уничтожить меня, он не удовлетворится получением денег. Но я должен сказать вам одну важную вещь: у меня есть алиби.
– В самом деле? – спросила я, не выразив никакого удивления.
– Да-да, есть, – сказал он. – Алиби, конечно, не "железное", но достаточно убедительное.
– Тогда почему же его не использовали во время уголовного процесса? Я читала протоколы, там нет ни слова об этом.
– Посмотрите их внимательней еще раз. Там есть свидетельские показания некоего Анджелони. Он видел меня в ту ночь за много миль от места преступления.
– Но вы сами никогда не ссылались на его свидетельство?
– Мне запретил это делать Фосс. Он не хотел, чтобы обвинение прицепилось к моему алиби, и, надо признать, он был прав. Фосс объяснил, что мое выступление только навредит делу. Возможно, он считал, что присяжные, увидев, как я отпираюсь, отнесутся ко мне с предубеждением.
– Зачем же вы мне это говорите?
– Я хочу положить конец этому делу до того, как оно пойдет в суд. А времени до суда все меньше, его почти совсем не осталось. По моему мнению, единственное спасение в том, чтобы раскрыть перед Лонни Кингманом карты противной стороны. Тогда он, возможно, сумеет убедить Войта отозвать это дело из суда.
– Заставьте Херба Фосса переговорить с Лонни. Адвокаты именно этим и должны заниматься.
– Я уже обращался к нему с такой просьбой. Но он водит меня за нос и ничего не предпринимает. Поэтому я решил действовать в обход него.
– Иными словами, вы хотите использовать меня для того, чтобы разрушить систему защиты, созданную вашим адвокатом?
– Совершенно верно.
– Вы что, самоубийца?
– Я же говорю вам, я в безвыходном положении. Я не выдержу еще одного процесса. Я не прошу верить мне на слово. Проверьте сами то, что я говорю. Теперь, после этого вступления, я вас спрашиваю, хотите выслушать меня или нет?
Единственное, чего я хотела в тот момент, это упасть головой на руль, да со всей силы, так, чтобы кровь потекла. Возможно, боль помогла бы хоть как-то прояснить путаницу, от которой голова шла кругом. Я просто сломалась, вот и все. Но, если ничего другого нет, пусть Лонни хотя бы будет в курсе действий своего противника – адвоката Херба Фосса.
– Ладно, слушаю, – сказала я. – Что там у вас за история?
11
– Я знаю, что люди не верят моему рассказу о том, что в ночь убийства Изабеллы я совершал свою обычную пробежку. Но скажу точно, где я был. В час сорок той ночью я был на перекрестке шоссе Сен-Висенте и 101-й автострады. Это примерно в восьми милях от дома Изабеллы. Изу убили между часом ночи и двумя, так что я никак не мог оказаться на месте преступления. Я занимаюсь бегом уже много лет, но не в состоянии пробежать такое расстояние.
– Почему вы указываете точное время?
– Я всегда бегаю на время. Это входит в мою систему тренировок. Я назову вам имя еще одного человека, который был на дороге в тот поздний час, – это Типпи Парсонс, дочь Ре Парсонс. Она была за рулем небольшого пикапа и почему-то выглядела очень расстроенной. Она свернула с автострады и поехала влево, в сторону Сен-Висенте.
– Она вас видела?
– Да она чуть не сшибла меня! Не уверен, что она заметила это, но я отлетел в сторону и ударился об ограждение. Тут же посмотрел на часы, чтобы знать, сколько времени я потерял. Помню, меня здорово взбесила эта задержка.
– На месте происшествия вас кто-нибудь видел?
– Да, конечно. Я же говорю, там работал парень, он чинил поврежденный водосток. Он там был не один, работала целая бригада. Вы, наверное, уже не помните, но в том году были страшные ливни как раз накануне Рождества. Из-за них во многих местах размыло почву и старые водостоки приходилось чинить каждый день.
– Вы сказали, что это алиби нельзя назвать "железным". Что вы имели в виду?
Он усмехнулся:
– Если вы мертвы или сидите в тюрьме, вот это – "железно". Такой проныра, как ваш Лонни Кингман, всегда найдет способ подтасовать факты. Все, что я утверждаю, это то, что я был за много миль от места преступления, и то, что у меня есть свидетель. И этот свидетель – честный человек, работяга, не то что Макинтайр, этот кусок дерьма.
– А что Типпи? Насколько мне известно, она ни словом не обмолвилась о том случае. Почему бы вам не взять ее в свидетельницы?
– Это бессмысленно. Если бы она заметила меня, она бы уже давно дала показания. Но даже если бы и заметила, стоящего свидетеля из нее не получилось бы. Ей в то время было всего шестнадцать лет, и она была настоящей истеричкой. Не знаю, что случилось в тот вечер, но на ней лица не было. Может быть, она поссорилась со своим дружком, может, у нее любимая кошка померла, не знаю. Суть не в этом, а в том, что я в тот вечер действительно был за много миль от места убийства. Я ничего не знал о том, что произошло, и узнал только тогда, когда час спустя пробегал мимо дома Изы. Там был полно полицейских машин, освещены все окна...
– А что бригада ремонтников? Вы думаете, они засвидетельствуют ваши показания?
– Я не вижу причин, по которым они могут отказаться. Этот парень уже выступал в роли свидетеля. Фамилия его Анджелони. Он наверняка есть в списке свидетелей, по-моему, даже где-то в начале этого списка. Он совершенно точно видел меня. Он видел также пикап Типпи, я в этом уверен. Я довольно долго не мог прийти в себя и сидел на парапете, пытаясь успокоиться. Я там сидел минут пять-шесть. После этого махнул рукой на все пробежки и решил вернуться домой.
– Вы излагали все это полицейским?
– Почитайте, все это есть в протоколах. Но полицейским нужно было доказать мою причастность к убийству, все остальное их не интересовало.
Я помолчала, соображая, что мне со всем этим делать. Всего два дня назад история, рассказанная Барни, показалась бы мне полной чепухой. Теперь она выглядела иначе.
– Хорошо, я передам Лонни то, что вы сейчас сообщили. Это все, что я смогу сделать.
Господи, да что we это, неужели мне придется бросить и это дело? Да впридачу, руками Лонни разрушить алиби Дэвида Барни?
Он, видимо, собирался еще что-то сказать, но передумал.
– Ладно. Поговорите с ним. Я о большем и не прошу. Спасибо, что выслушали меня. – Он бросил на меня быстрый взгляд: – Я действительно очень вам благодарен.
– Не за что, – устало сказала я.
Он вернулся к своей машине, завел двигатель и поехал вперед. Да, забавная история, ничего не скажешь. Во всем этом был какой-то пока неуловимый для меня смысл. Действительно ли Типпи Парсонс была на том перекрестке? Возможно, этот момент можно будет прояснить. Я вспомнила, что читала в газетах про ливень той ночью.