Простой рабочий, литейный мастер Хайлов отлил Фальконетово чудо, мировой шедевр — «Медного всадника».
Крестьянином-лодочником был Слепушкин, удивительный человек — поэт, автор многочисленных стихотворений, поэм и басен, а в то же время — кирпичный заводчик, из великолепного «железного обжига» кирпича которого сооружены многие создания Росси — и театр имени Пушкина и Главный штаб.
Красой и дивом назвал Петербург Пушкин. Эту красу создал десяток гениальных творцов, но воплотили в жизнь сотни и тысячи бесконечно талантливых и безмерно порой несчастных крепостных землекопов, плотников, каменотесов, столяров… Их руками создан весь блеск и вся роскошь Северной Пальмиры. Будем же вечно признательны им.
Золотой век петербургской архитектуры прошел, когда в конце прошлого столетия хозяином города стал купец, торгаш, капиталист.
Ему дела не было до подлинной красоты; его заботило одно — барыш, прибыль. Не до архитектурных ансамблей стало и отступавшему перед капиталом дворянству. Именно в это время кое-что, сотворенное мастерами прошлого, было искажено, разрушено, попорчено.
Вот не на месте разбитый сквер уничтожил грандиозную площадь; вот на набережной, между прекрасными флигелями — крыльями Адмиралтейства — вырос безобразный ряд аляповатых, разнокалиберных домов… Какое уж тут единство! Тут о нем и не думали, не думали настолько, что именно в эти дни произошел на исковерканной площади забавный и досадный анекдот.
Суровый Кваренги, завершая ансамбль с запада, поставил перед фасадом своего манежа две отличные конные группы работы скульптора Трискорни. А некоторое время спустя они исчезли. Говорят, будто самодур-командир конногвардейского полка, ни с кем не советуясь, темной ночью умыкнул лошадей и укрощающих их братьев Диоскуров, увез к своей казарме и водрузил их там над воротами. Не знаем, так ли это было, но чуть ли не столетие превосходные фигуры стояли там, никому не видные, в глухом боковом переулке. А теперь они снова вернулись на свои законные места. Их возвратили сюда мы. Мы бережем замыслы зодчих прошлого, и это потому, что наши архитекторы следуют их примеру; они работают над проектами ансамблей еще более грандиозных, достойных и нашего города и нашей эпохи.
Со времени Октября в Ленинграде сделано уже очень много; особенно, если принять в расчет, что Петербург просуществовал 214 лет, а Ленинграду вместе со всем Советским Союзом исполняется только сорок.
Зодчие Северной Пальмиры строили и украшали только самый центр города. Трехсотметровый Зимний дворец, который сейчас отдан величайшему музею искусств — Ленинградскому Эрмитажу, — был частным домом одной-единственной семьи. Великолепной Биржей, созданной Тома де Томоном, пользовались несколько сотен спекулянтов. В Исаакиевский собор, способный вместить 12 тысяч человек, в праздничные дни пускали по билетам и только избранных. Наши же архитекторы строят дворцы для миллионов людей и в самых отдаленных районах города, строят так, чтобы само слово «окраина» было забыто.
Сядем в трамвайный вагон в тех самых местах, где лет сорок назад была эта «окраина», кончался город. Это на Московском проспекте. Остановка, с которой начинается наш путь, недаром до сих пор называется Заставской. Здесь проходила южная граница Петербурга; за ней ничего не было, тянулись пригородные огороды, мусорные свалки, железнодорожные карьеры, глухие пустыри. А теперь? Куда мы едем? К окраине или к центру?
Впереди на километры уходит вдаль все та же чудесная асфальтовая мостовая, рисуется в смутной дымке бесконечный ансамбль многоэтажных домов, образующих широкую благоустроенную улицу с нарядными фасадами, со сверкающими витринами магазинов и яркими фонарями над ровной лентой тротуаров.
Надо проехать два километра, то есть две трети Невского проспекта, чтобы добраться до зеленых аллей парка Победы, выращенного тут уже после Великой Отечественной войны. Парк тенист и обширен; любимец Петра Первого — Летний сад — затерялся бы в его просторах, среди дорожек со статуями, цветистых розариумов и живописных прудов. А дальше за ним? А за ним еще целых три километра не прерываясь бежит та же величественная перспектива. Звенят трамваи; их обгоняют автобусы, работают поливальные машины, у остановки дежурят такси.