— Спасибо, тебе, — сказал он.
После этого начались их ранние совместные прогулки. Патрик много и интересно рассказывал. Но даже и без этих рассказов просто идти рядом с ним было легко и приятно.
«Со стороны мы можем казаться небогатой супружеской парой на прогулке,» — думала Вивьен, но в конце концов приходилось возвращаться в заведение, где Патрик становился охранником, а она той, кем пользуются мужчины за деньги.
А еще, в свой день недели, Патрик стал приходить только к ней. Почему? Ему тоже нравились худышки? Или … или… в тот момент, когда Вивьен думала про это, она давала себе волю фантазиям, которыми она так увлекалась, что они занимали ее даже тогда, когда она работала, была с другими мужчинами. Если это случалось, то ее эмоции прорывались наружу, а ее клиенты приятно удивлялись.
— Я тебе нравлюсь, — сказал ей как-то месье Ларош, одеваясь. — Вот держи, купи себе чего-нибудь сладкого. — Толстяк дал ей несколько монет сверх положенной платы.
Одного дня Патрику и Вивьен стало не хватать. У нее был один выходной день, который девушка решила использовать для встреч с любимым. Другие девочки в свои выходные либо ехали на дом к пригласившему их клиенту, либо просто бездельничали. Вивьен в свой выходной стала приходить в маленькую квартирку, где жил Патрик. Сначала они ели что-нибудь вкусненькое, а потом она сидела коленях у Патрика. Иногда в такие моменты они просто молчали, наслаждаясь объятиями друг друга. А потом была только их ночь. Засыпая на плече у Патрика, она представляла, как в один из дней уедет с ним в те далекие страны, про которые он ей рассказывал.
Сцена 4
Поверхность океана была гладка, как зеркало. Если бы я этого сам не видел, то никогда бы в такое не поверил. Время от времени налетал легкий ветерок. Он на мгновение комкал сказочную гладь, но тут же быстро исчезал, словно устыдившись содеянного. Зеркало океана появлялось вновь, и в нем вновь отражались и отблеск звезд, и дорожка света Луны, которые уже показались на небе.
И вся эта красота была только для меня одного. Сиди и любуйся. Бесплатно и бесконечно. Я вспомнил, что подобное у меня уже случалось. Еще до того, как волна туристов из Китая захлестнула Европу, я побывал в Лувре и около часа просидел на скамеечке напротив «Моны Лизы». Нельзя сказать, что я какой-то особенный ценитель живописи, просто в тот день я порядочно находился по Парижу, и ноги требовали отдыха. Редкие посетители музея проходили мимо меня, но это никак не нарушало моего единения со знаменитой картиной. Говорят, что годами позже такое стало невозможно.
Вот и сейчас я в гордом одиночестве любовался красотами океана. Но красота снизошла на океан не просто так. Пропал ветер, который несколько часов гнал меня от берегов Цейлона за «Ливерпулем». И это произошло не внезапно. Ветер пропадал, снова появлялся, словно хотел меня предупредить. «Я скоро исчезну, так что имей это ввиду». Но я в тот момент был слишком возбужден, чтобы обратить внимание эти предупреждения. Да и если бы внял им, то все равно уже не мог бы что-либо изменить. В конце концов ветер пропал окончательно. Мой парус безвольно повис. Где-то вдалеке мигнули белые пятнышки парусов «Ливерпуля» и исчезли, а я остался один.
Возбуждение после происшествия в горах схлынуло, оставив после себя пустоту и разочарование. В голове блуждали обрывки мыслей. Почему я так поступил? Зачем пустился вплавь на этой лодочке? На что я надеялся? Что за глупость вернуться в прошлое силой разума? Последняя мысль из блуждающего сознания принесла сладость и горечь одновременно. Сладость, так как еще совсем недавно я истово верил, что смогу перенестись в прошлое, в свой потерянный мир, в те счастливые дни на берегу Красного моря. А горечь — от сознания, что это невозможно. Да, неведомо почему, под воздействием неизвестной силы, я оказался в параллельном мире, в теле другого человека, но… Чудеса, конечно, случаются, но крайне редко и не по-вашему «велению и хотению».
В остальном меня вряд ли можно было бы упрекнуть. Мне надо было убраться с острова, где меня не ждало ничего хорошего, я и убрался. Можно даже сказать, стильно убрался.
Усталость брала свое, и я попробовал улечься на основном бревне своей лодчонки. Попробуйте лечь на узкую доску и оставаться в таком положении неподвижно! Было неудобно, а любое движение грозило купанием в океане. Сидеть на бревне было более или менее сносно. Снизу, в стороны от бревна торчали крепкие палки, на которые можно было опереться ногами, но дальше к парусу по бревну прострогали лишь узкую дорожку. Быстро пробежать, поднять парус и обратно — на сидячее место. Для лежачего отдыха это совсем не подходило.
В конце концов я кое-как устроился: вытянулся, положил ногу на ногу, а руками уперся в те палки, которые предназначались для ног в сидячем положении. Благодаря штилю лодка была неподвижна, и я заснул. Ненадолго. Очевидно, во сне я попытался повернуться на бок и … оказался в воде. Не растерялся, выбрался обратно на свое бревно, но ложиться больше не пытался. Так и просидел до утра, клюя носом: то засыпая, то просыпаясь вновь.
Взошедшее над океаном солнце я встретил усталым и разбитым. Хотелось пить. Пришлось утолить жажду, выпив собственную мочу. Ну, что сказать? Если правильно настроиться, то пить можно. Чувствую, что с настроением в ближайшее время океан мне поможет.
Я вновь вытянулся на своем бревне, а лицо, от начинающего припекать солнца, прикрыл шляпой. Время от времени, я опускал свой головной убор в воду. Капли воды стекали со шляпы по моему лицу, испарялись и тем самым давали некую свежесть. Один раз на лицо из шляпы шлепнулась маленькая рыбешка, которую я случайно зачерпнул вместе с водой. Рыбешку я попробовал съесть. Откусил несколько микроскопических кусочков и сжевал, не почувствовав никакого вкуса. Удовольствия не получил, но понял, что от голода я не умру. Если и умру, то от чего-нибудь другого. Например, от того, что моя лодка развалится на части, а я окажусь в воде и там уже меня на вкус будут пробовать другие рыбешки, покрупнее.
Почему я подумал, что лодка может развалиться? Мне повезло, что на море не было серьезного волнения. Основное бревно лодки удерживалось в равновесии за счет балансира, другого небольшого бревна, которое крепилось к основному двумя жердями. Если поднимутся хотя бы небольшие волны, то либо эти жерди сами не выдержат волновой нагрузки, либо перетрутся веревки, которыми они прикреплены к основному бревну. Это, основное бревно потеряет равновесие и перевернется, а я окажусь в воде.
Боялся ли я умереть? Как ни странно, нет. Ведь получалось, что я, можно сказать, прожил две жизни вместо одной. Моя вторая жизнь получилась хоть и короткой, но весьма насыщенной. Грех было жаловаться. Но несмотря на это, умирать не хотелось. Не хотелось и все тут. И снова стали мучить вопросы, почему все так получилось? И неожиданно пришло объяснение. Ты с кем связался? С кем ты собрался бороться? С судьбой? Ведь затеяв эту возню с фондом для Терезы, не дав ей вернуться в Сан-Франциско и тем самым прервать ее путешествие, я ни много, ни мало замахнулся на рок. В тот момент играть по его правилам, которые привели к смерти Веры, мне показалось отвратительным. Я не мог вернуть Веру к жизни, но я мог в другом досадить тому порядку вещей, который происходит как-бы без нашего участия, и который принято называть роком или судьбой. Как выяснилось, я выиграл сражение, но проиграл кампанию. Судьба легко поставила меня на место, а вернее забросила на хлипкой лодочке в океанскую пустыню.
— Ну что? Поборолся? — я явственно услышал этот вопрос, словно тот, кто задавал мне его, был рядом. Я даже убрал шляпу с лица, приподнялся и огляделся по сторонам. Кого я хотел увидеть? Тот, кто задавал вопрос, сидел у меня в голове и хмыкал, наблюдая за моими действиями. — Будешь и дальше бороться?
Очень хотелось ответить утвердительно, встать в полный рост, пойти в атаку и … Теперь и я, и тот, кто сидел у меня в голове, хмыкали вместе. Я снова лег и накрыл лицо шляпой. Вот и вся моя «атака». Глупо было не признать, что я ввязался в спор с тем, кто был сильнее меня. Я могу сто раз повторить, что я не подчинюсь судьбе, но начнется шторм, я окажусь в воде, а потом вскоре пойду ко дну, и от количества моих ругательств вероятность такого варианта развития событий никак не уменьшится.