– Хорошо, – согласилась фрау Бергман, вышла на улицу, и я тут же услышал ее голос. – Генрих! Генрих!
А я снова вернулся в свою комнатку.
Сцена 15
Вернувшись в комнату, я намочил носовой платок виски, приложил его к болячке на голове и стал ждать Генриха. На него у меня были виды.
Генрих оказался тем самым пареньком, который за пару никелей вчера проводил меня до моей коморки. Он принес большой латунный кувшин с водой и, со словами «я скоро», вновь убежал. Вернулся он с корзинкой красных яблок, вполне аппетитных с виду.
Я расплатился с Генрихом, не забыв накинуть ему пару никелей за работу. Когда он довольный хотел уже уходить, я остановил его.
– Не хочешь поработать доктором, Генрих?
– Доктора много зарабатывают, – сразу взял быка за рога паренек.
– Ну, это будет не совсем работа. Это будет испытание. Сможешь ли ты вообще работать доктором?
– А что надо делать, мистер Деклер?
– Почистишь мне рану на голове.
– Это запросто! – Паренек вытер руки о свою видавшего виды серую тужурку и застыл, как бы в полной готовности. Думаю, что почистить ботинки и почистить рану были для него очень похожими понятиями.
– Не так быстро, парень, – остановил его я.
Я заставил Генриха помыть руки. Благо, что небольшой кусочек мыла нашелся на «мойдодыре». Потом протер его руки все теми же виски, которые уже подходили к концу.
– Вот смеху-то будет, когда расскажу ребятам, – хмыкал паренек.
Ножницы нашлись на столе. Ими Энтони де Клер, скорее всего, подправлял усы и бороду. На них тоже пришлось потратить немного виски.
Я пододвинул стул под мансардное окно, уселся на него, а ножницы вручил Генриху.
– Генрих, твоя задача срезать все волосы вокруг раны и при этом постараться не доставить мне лишних неудобств.
Генрих только хмыкнул.
– Ничего, мистер Деклер, я справлюсь. Мы как-то с ребятами поймали собачонку и постригли ее подо льва, вот было смеху то.
Генрих стриг, я время от времени слегка подпрыгивал на стуле, когда он задевал наиболее болезненные места.
– Мистер Деклер, здесь какие-то нитки. Их тоже срезать?
– Нет, что ты! Это – работа доктора Уолша. Он очень расстроится, если ты испортишь ее. И прошу, поосторожней.
– Это все ножницы, мистер Деклер. Они – тупые, и мне приходится натягивать волос, чтобы его срезать.
– А мне кажется, что ты их просто выдергиваешь.
– Нет, что вы, мистер Деклер! Как можно?!
Но все плохое когда-нибудь заканчивается. Закончил свою работу и Генрих.
– Волосы остались только в самой ране. Если хотите, то я могу в ней поковыряться, но это будет трудно.
– Нет, спасибо.
– Как скажите, мистер Деклер. Я прошел испытание? Я смогу стать доктором?
– Думаю, что сможешь, – вполне искренне ответил я. Меня впечатлило его предложение поковыряться в моей ране.
Я дал ему пол доллара, и он очень радостный убежал.
Я посыпал рану остатками порошка Фрица и какое-то время просто сидел на стуле, тупо глядя в стену. До меня долетали слабые звуки уличной жизни. «А ведь это моя новая жизнь, в которую надо как-то вливаться. Пока у меня есть отмазка, что я «ранетый» и что мне нужно лежать. Но уже вечером мне надо идти к Фрицу на фотосессию, которую я сам и придумал. Потом еще на одну, потом встречаться с городскими врачами… А, потом что?»
Взгляд упал на большой конверт лежащий на столе. Я вскрыл его. В нем оказались две пачки денег, перевязанные банковскими бумажными лентами.
«Блин! Приходите парни свататься».
Нашел спички, которые оказались рядом со спиртовкой на столе, сорвал банковскую упаковку и сжег ее в раковине «мойдодыра». Банкноты оказались не сотенными, как я ожидал, а номиналом 50 долларов. На банкноте вместо Улисса Гранта было сразу два лица в профиль, которых я, естественно, не знал. Деньги считать не стал. Зачем? Рассовал их по карманам пальто, да и прилег на кровать. Надо было набраться сил к вечерней фотосессии.
Лежал и думал. Если взял деньги, то значит должен. Что должен? Индеец говорил, что Энтони де Клер приехал в Сан-Франциско найти того, кто послал к нему убийц. Которые что? Вместо де Клера убили его жену, а он потом отомстил? Со слов индейца выходит так. Но что я могу?! Я никого и ничего не знаю здесь. Да и навыков у меня таких нет. После этих мыслей накатила волна тоски и беспомощности. Это были уже не мои чувства и эмоции. Почему так происходит? Откуда эти эмоции? Я был уверен, что в теле только мое сознание. Тогда что это? Что-то типа инстинкта собак Павлова? Видят свет – течет слюна. Но здесь человек и все, наверное, сложнее. Я увидел индейца и почувствовал теплоту. Я стал думать про убийц жены де Клера и почувствовал тоску и беспомощность. Получается в мозгу де Клера, в чье тело я попал, сохранились какие-то устойчивые цепочки. Цепочки чего? А я откуда знаю? «… голова предмет темный и исследованию не подлежит…» Но ведь работает! Даже индеец заметил, что я его узнал. Получается мне в наследство досталось не только тело, но и эмоции прежнего хозяина. Долго они, конечно, не продержатся. Появятся мои собственные эмоции и вытеснят эмоции старые. И я больше не буду чувствовать теплоту и доверие к этому странному индейцу в зеленовато-сером костюме, не буду печалиться, вспоминая Шидижи. Получается, таким образом, я убью личность Энтони де Клера окончательно. И никто ни в чем не виноват. Нет виноват! Кто-то же шарахнул Энтони де Клера по голове в баре «Старая индейка».