На этих словах я присмирела: в тюрьму как-то не хотелось. Это была еще одна моя фобия, плюсом к ведьмам и волкам.
— Нет-нет, я все поняла, простите!
— Я понимаю, для вас это большой стресс, — смягчился Акунинский и сверился с часами. — Долго же я с вами провозился. Ко мне должен человек прийти для дачи свидетельских показаний. Итак, — Борис Николаевич прочистил горло, — вы остановились на том, как завалились в кусты.
— Ах, да! — неимоверно обрадовалась я, вспоминая тот случай. — Ну вот, я, значит, пощупала его руку…
— Кого вы пощупали, простите?
— Я ж говорила, труп я пощупала.
— Зачем?!
— Как это — зачем? Чтобы проверить, что это не моя рука, конечно. Она была очень холодная, ну я и сделала вывод, что это труп.
— Вы очень умны.
— Спасибо! — Как верно заметил следователь, я находилась в стрессе, поэтому сарказм не вычислила. — Потом я заорала, следом — завыл волк и пролетела ведьма.
— Стоп! Стоп! Сто-о-п!! Какая рука? Какой волк?! Какая ведьма?!!
В общем, выгнали меня с позором, перед тем отругав и велев передать какому-то Хрякину, чтоб зашел. Кто этот Хрякин и куда конкретно его нужно послать, уточнить я не рискнула.
Сразу за кабинетом на одиноком стульчике примостился мужчина лет тридцати или чуть меньше.
— Вы — Хрякин?
Мужчина обратил ко мне свой задумчивый взор и показался мне при этом очень знакомым. Где я его могла видеть?
— Да, я.
— Пройдите к следователю.
И голос знакомый. Ну да бог с ним.
Стрелки часов показывали полдвенадцатого. Сердце радостно заколотилось — наконец-то я на свободе! Меньше всего хотелось идти домой, и я направилась к Катьке.
Дверь мне открыли с девятнадцатого звонка: подруга, конечно же, спала.
— Ну, Юлена! Едрит твое коромысло! Знаешь ли ты, во сколько я прибыла домой? В шесть! Думаешь, утра? Ага, вечера следующего, то бишь вчерашнего, дня. Пока то, пока се… Короче, спать легли поздно. Ой, башка болит! — Подруга держалась за виски и выглядела при этом весьма плачевно. Впрочем, сама виновата: я вот не пью и ощущаю себя бодрым огурцом.
— Пить надо меньше, — назидательно парировала я и прошла в комнату.
В помещении, кстати, правил бал беспорядок: покрывало на диване было застелено наполовину, как будто кто-то устал посреди процесса и бросил как было; одежда валялась тут и там, чаще на полу, а на журнальном столике остались пятна то ли от кофе, то ли от черного чая.
— Ты из дома?
— Не-а, от Бориса Николаевича! — гордо возвестила я и посветила ее в сегодняшнее приключение.
Посидели мы с ней с час, потрепались, в основном про гулянку. Оказалось, я пропустила много занятного. Моя Катька подралась с однокурсником Женькой, парнем нехрупким, спортивным, имеющим даже, по-моему, какой-то пояс по карате. Женька, кстати, лучший друг Паши Самойлова.
— Ненавижу этого придурка! — раскраснелась Екатерина, вспоминая момент ссоры. — Жалею, что ваза пролетела мимо его головы! Я ведь так тщательно целилась!
Да-да, знаем. Эти двое настолько ненавидят друг друга, что все остальные, включая и меня, считают это офигительной любовью. Короче, от Катьки я ушла в полной уверенности, что гулять нам скоро на их свадьбе. А вот я не влюблялась в своей никчемной жизни еще ни разу, и, видимо, мне уже не суждено познать все прелести этого неземного чувства.
С этими пессимистичными мыслями я и подошла опять к прокуратуре — путь от Катиного дома к моему лежит через нее, родимую. Тут я обратила внимание на фигуру, вышедшую из дверей. Это был, несомненно, тот самый Хрякин, что сидел тогда в коридоре. Выйдя из злополучного здания, он направился к потрясному черному «БМВ». Я подходила все ближе и настигла парня, когда он открывал переднюю дверцу автомобиля. Вот тут-то я и узнала его по-настоящему.
Хрякин наконец заметил меня.
— Привет! А я тебя сразу узнал. Это ведь ты ночью в той деревушке на дороге околачивалась?
— Я. Тебя я тоже сразу узнала. — Зачем я соврала? Странно, раньше за мной такого не водилось. Просто хотелось показать ему, что у меня хорошая память на лица. А какая разница, что он подумает обо мне?
Что ж, приходится констатировать, что парень мне понравился. Да и как он может не понравиться? Высокий, широкоплечий, стильно одетый и хорошо причесанный брюнет? Да, совсем некстати я сетовала на то, что никогда не влюблялась.