Возле кинотеатра "Родина" они вдруг услышали крики. Нечленораздельно, и хрипло кричал мужчина. Идущий впереди Тофик ринулся в толпу и энергично заработал локтями. Друзья устремились за ним.
Крики уже прекратились, но на том месте, откуда они неслись, Тофик нашел Мишоппу. Сумасшедший стоял посреди мостовой перед высоким хорошо одетым парнем. Все с интересом, но не без некоторого смущения - то и дело озираясь по сторонам и всячески стараясь подчеркнуть свою непричастность к происходящему,следили за обоими.
Высокий парень насыпал на ладонь Мишоппы мелочь и выставил вперед две руки с растопыренными пальцами - десять, Мишоппа энергично замотал головой и выставил одну руку - пять. Парень согнул три пальца - семь. Мишоппа замычали прибавил один - шесть. На том и сошлись. Парень торопливо отошел от Мишоппы, а вместе с ним и зрители. Набрав в грудь воздуха, Мишоппа издал тот высокий хриплый вопль, почти стой, который только что слышали Тофик и его друзья. Улица остановилась. Все смотрели на сумасшедшего, прокричавшего еще пять раз согласно уговору.
Как и у всех людей, у Мишоппы были свои слабости и грехи, но, в отличие от нормальных людей, у него их было мало: один грех и одна слабость. Слабостью был сахар, грехом - способ, которым он его зарабатывал. Мишоппа , хорошо понимал, как постыден его промысел, и только уверенность в том, что жители 9-й Хребтовой никогда не бывают по вечерам в центре, позволяла ему иногда кричать за копейки на потеху бездельникам.
Первым порывом Тофика и его товарищей было броситься к несчастному, уговорить его уйти отсюда, а дылде-нанимателю дать по морде, но что-то остановило их. Может быть, впитанное с молоком матери уважительное отношение к любому, кроме проституции, способу зарабатывать деньги на хлеб насущный или нежелание обнаружить перед Мишоппой, что постыдная тайна его раскрыта. А возможно, они подумали, что, запретив Мишоппе кричать, лишат его даже этих жалких монет. Как бы то ни было, они быстро пошли прочь.
Впереди все еще шел Тофик в своем нелепом в этой липкой жаре, среди толпы, одетой во все белое, черном шевиотовом костюме. И, как всякий идущий впереди, Тофик меньше всех был огорчен и собственными неудачами и падением Мишоппы, первого шофера на 9-й Хребтовой, его кумира в прошлом. Тофика ждала Россия, загадочная и многообещающая.
А вдогонку друзьям снова неслись вопли Мишоппы.
Похоронили Сафарали, улетел Тофик, и вступил в действие обычный у Мурада распорядок жизни день - на буровой, день - дома. Но Мурад знал, что все, имеющее начало, должно иметь и конец, и поэтому совсем не удивился, когда его вызвали к директору конторы бурения, а в кабинете рядом с директором он увидел Рену, знакомую Джангира.
- Здравствуй, Эйвазов, - сказал директор. - Вот познакомься- товарищ журналист интересуется твоей буровой. Сейчас она должна пройти технику безопасности, а потом ты отвезешь ее к себе.
...Мурад просидел в пустом кабинете больше часа, прислушиваясь к шагам в коридоре. Наконец директор вернулся.
- Подожди еще немного. Этот Фейзуллаев, как клещ: пока все не заставит выучить, не разрешит ехать, - сказал директор. - Ничего, поедете на моем катере. Ребят отправил?
- Да, но без меня они...
- Не могу понять, почему она именно твою бригаду выбрала?- Директор подошел к своему креслу за длинным Т-образным столом. - Ты с ней повежливей обращайся, наделает нам хлопот. Я слышал о ней. И без гидротормоза колонну не спускай. Если захочет искупаться, разреши.
- А Фейзуллаев?
- С ним я улажу. Пусть купается. Сколько ни предлагал ей береговую буровую - нет, на твою хочет! У нее какая-то предварительная информация о вас, я уверен.
- Я маленький человек, такие вещи не понимаю, но у меня на буровой все в порядке,- обиделся Мурад. - Пускай смотрит.
- Не спорю, не спорю, ты хороший работник, но с ней надо ухо востро держать, она штучка тонкая, в Москве ее знают.
Голос инженера по технике безопасности заставил директора произнести последние слова шепотом. В дверь постучали, и в сопровождении Фейзуллаева вошла Рена.
- Ну, кончили? - спросил директор.
- Да, - ответил Фейзуллаев. - Но вот товарищ просит разрешения искупаться. Я ей говорю: "Кругом высокое напряжение"...
- Ну что ты, Фейзуллаев, можно же сделать исключение. Говорят, красивых девушек ток не бьет, - улыбнулся директор Рене.
- С себя я ответственность снимаю.
- Я не знала, что у вас так строго, - сказала Рена.
- Ничего, ничего, купайтесь, - повторил директор и пошел к двери. Все последовали за ним...
К полудню они спустили в скважину большую часть колонны, поэтому Мураду приходилось время от времени, когда, повизгивая, уходила вглубь очередная свеча, ложиться всем телом на ручку лебедки. Рыжий помбура Семен и монтер Алиага подтягивали новые свечи, сажали их на элеваторы, а после того, как свинченные с колонной они уходили в скважину, подавали освободившийся элеватор верховому Шихбале. Второму помбурильщяка, Васифу, дипломированному инженеру, Мурад поручил показать Рене буровую.
- Где они? - то и дело спрашивал Мурад у Семена и Алиаги.
- В культбудке, - докладывали те. - Пошли в насосную. Идут сюда.
Рена и Васиф шли по эстакаде, соединяющей культбудку с вышкой, и Васиф, высокий худощавый парень в очках, о чем-то беспрерывно говорил. - Вот чешет, вот чешет! Ни на минуту рта не закроет! - с усмешкой, но не без восхищения заметил Семен.
- Даром, что ли, пятнадцать лет учился, - хмуро сказал Мурад. - Скорей бы отправить ее на берег! Застрянет еще здесь, погода портится.
- Зачем отправлять? Пусть побудет с нами, раз сама нас выбрала.
- Готово, - крикнул монтер Алиага, он возился с двигателем. - Можно спускать.
- Иди знай, что он сейчас ей говорит! О дипломе своем, наверное.
- Да не волнуйся ты, все будет в порядке, - успокоил Мурада Семен.
- Э-э, что ты! Oн, наверное спит и видит, что сидит на моем месте. Хоть восемь классов я кончил, чтобы не волноваться? - Мурад включил привод и резко переключил скорости, ротор с ревом завертелся в одну сторону, потом в другую,
Рена и Васиф подошли к вышке. Здесь повторялось все то же: невысокий жилистый Мурад ложился на рычаг, чтобы замедлить движение висевшей на вертлюге двухкилометровой колонны бурильных труб, Семен и Алиага ворочали пятидесятикилограммовыми элеваторами и восьмиметровыми свечами, а вверху невидимо орудовал Шихбала; изредка оттуда доносилось: "Давай, давай, пошевеливайся" или "Подожди, подожди, застряла".
Васиф принялся что-то объяснять Рене, показывая то на ротор, то на лебедку. Рена записывала. Мурад выключил мотор и подошел к ним. Семен и Алиага вышли из-под вышки к сложенным на причале штабелям труб, чтобы отобрать шестидюймовые.
- Если хотите искупаться, то сейчас самое время, - вежливо сказал Мурад.
- А у вас не может быть неприятностей?
- Нет, раз директор разрешил. А после купания вам лучше уехать - норд будет, застрянете здесь надолго.
- Спасибо, - сказала Рена. - А что делают ваши рабочие на причале?
- Сортируют свечи.
- Я посмотрю, а потом искупаюсь, хорошо? - Рена отошла от них.
- Ну как? - тревожно спросил Мурад. - Все в порядке?
- Как будто да - ответил Васиф. - Но очень с ней трудно.
- Я тебя прошу, потерпи еще немного. Ты же знаешь, у меня образование не очень большое, мне трудно с ней говорить. Походи с ней еще. И постарайся побыстрее сплавить ее отсюда. На директорском катере можно. Говори ей, что вечером будет норд.
- Ладно уж, - покорился Васиф. - Ради тебя похожу еще. А если она захочет, чтобы я с ней искупался?