— Так, — кивнул Сорокин.
— Тогда направлю Тарану указания. Пусть готовит людей в ночной секрет.
— Давайте, еще немного повыше, — сказал я мужику, и тот приподнял нить со своей стороны.
Дурной дикобраз захрюкал и все же пробрался под системой, уйдя на ту сторону.
— Фух, — мужчина потер морщинистый лоб.
— Спасибо за помощь, — улыбнулся я ему.
— Всегда пожалуйста, — расцвел тот улыбкой в ответ.
Мужчина был таджиком. Одетый в длиннополое шерстяное пальто и тюбетейку, он был невысок и худоват. Пальто, явно бывшее ему не по размеру, топорщилось в плечах, а рукава закрывали кисти чуть не наполовину. На вид было ему около пятидесяти лет. Грубое, обветренное лицо изрезали глубокие морщины. Черная борода белела сединой под губами. Такой же сединой блестели и волосы на висках.
Мужик по имени Ихаб Аскаев оказался местным охотником-промысловиком. Алим сказал, что на заставе его хорошо знали, и шеф часто принимал охотника у себя, если тому надо было зайти по какому-нибудь делу.
— А автомат у вас откуда? — спросил я, когда мы вернулись на пограничную тропу.
— Нашел, — пожал тот плечами, — на вашем участке. Потом отнес Толе, сказал, мол, вот какая у меня находка. Таран автомат сначала забрал, проверил номер, ну и ответил, не наш, мол. Забирай. Ну я и забрал. Ружье у меня старое, еще дедовское. А с автоматом таким на крупную дичь охотиться сподручнее. Алим! Кстати!
Он глянул на Канджиева, только что доложившего обо всем на заставу.
Правда, «В ружье» заставу уже подняли. Минут через десять участок перекроют, и прибудет тревожная группа. В общем, дикобраз устроил нам веселуху.
— У меня для вас есть подарок, — продолжал старый охотник, — Дальше по участку, у старого дуба, оставил вам барашка. Сегодня подстрелил. Пришлите кого-нибудь забрать.
Я хмыкнул.
— Спасибо, Ихиб Аскерович, — улыбнулся Канджиев. — Вот вам за такую услугу.
С этими словами Алим сунул руку в карман бушлата. Зазвенел патронами, что лежали у него там россыпью. Отдал горсть Ихабу.
— И я тебя благодарю, — улыбнулся тот и бросил мне: — автомат найти это полбеды. Сложнее отыскать патроны. Вот ваши ребята меня этим делом и «подкармливают».
Старик рассмеялся, сунул россыпь в карман пальто.
— А вы как? Охотитесь? — Спросил Алим скромно.
— Охочусь. Да только себе ничего еще не подстрелил.
— А барашек? — Спросил я.
— Барашек пусть вам, — махнул Ихаб рукой. — День длинный. Еще кого-нибудь добуду. Да и Толе обещал. У него, у дочки день рождения скоро. Пусть будет и ей, и вам шашлыки на праздник.
Охотник глянул на меня, добродушно спросил:
— Скажи, пограничник, а как тебя звать?
— Саша. Селихов, — ответил я.
— Будем знакомы, Саша, — Ихаб протянул мне морщинистую ладонь, я пожал.
Внезапно старик заглянул мне в глаза. Заглянул с каким-то интересом, а потом хмыкнул.
— Странный ты, Саша. Вроде молодой, а взгляд как у бывалого. Будто аксакал смотришь. Будто, что-то знаешь, что другим неведомо.
— Глупости это, — улыбнулся я.
— Саша, может быть и молодой, — вклинился Алим, сматывая провод трубки, — но сильный. Слышали? Юсуфза напал недавно на заставу?
— Слышал, — помрачнел Ихаб.
— Так вот, Сашка уничтожил тогда четверых его бандитов, — продолжал Алим. — А одного даже взял в плен.
Вдруг Канджиев почему-то понизил голос, добавил:
— Слышал я разговоры особистов. Говорят, тот нарушитель был сыном Юсуфзы.
Ихаб сначала будто бы недоверчиво нахмурился. Потом внезапно глянул на меня с какой-то мольбой в глазах.
— Правда, Саша? Правда, что ты поймал сына Юсуфзы?
— Такие ходят слухи, — пожал я плечами.
Старик внезапно схватил мне руку, стал судорожно трясти.
— Спасибо… Спасибо… — приговаривал он.
— Что с вами? — Спросил я недоуменно.
Ихаб вдруг отнял руки. Прижал их к груди.
— Ничего… — Залепетал он, — прошу прощения, Саша.
Охотник спрятал взгляд, отвернулся.
— Невежливо это было с моей стороны. Очень невежливо. Прости.
— Да все хорошо, — нахмурил я брови, но спрашивать о странном порыве старика не стал.
— Ладно, пойду я. Уж дело к вечеру. Нужно домой чего-нибудь принести. Удачи вам, ребята.
Алим сказал охотнику что-то по нерусски. Тот ответил тем же. Видимо, попрощались. После старик повесил автомат за плечи, пошел прочь с тропы, углубился в лес.
— Что это на него нашло? — Спросил я, когда мы с Алимом остались на участке, чтобы дождаться тревожной группы.
— Ихаб Аскерович сына своего потерял полгода назад, — сказал Канджиев, — без вести потерял. Так и не нашли. Исхаб считает, сына забрали люди Юсуфзы. Уж по ошибке ли, или специально — этого я не знаю. Видел я, как он убивается по этому поводу, потому и рассказал старику про твой поступок. Хотел ему сердце порадовать.
— Таким сердце не порадуешь, — сказал я в ответ. — Местью не вернуть потери. Уж я-то знаю.
— Не вернуть. Но так хоть душе спокойней, — ответил Алим задумчиво.
— С этим, Алим, я не могу согласиться.
Канджиев буркнул что-то на своем языке и тут же перевел:
— Хорошо. — Потом сразу добавил: — Пусть будет так, раз уж так ты считаешь.
Я хмыкнул.
— А Граница тебя сегодня обманула.
— М-м-м-м? — Обернулся Алим.
— Погрозила ждать удара в спину и не ударила.
— Буду я рад, Саша, если тут ты окажешься прав.
— Я тоже, — ответил я и почему-то обернулся к леску, в котором исчез старый охотник.
Этой ночью было холодно. Шел мелкий дождик с примесью какой-то крупы. Ребята называли такую разновидность непогоды емким словом «параша».
Я сильнее натянул на голову капюшон маскхалата. Внезапно за спиной зашуршало, у меня за плечами появился сержант Витя Мартынов — командир нашего отделения стрелков.
— Уже второй час сидим, — запричитал он кому-то, — ну где они? Чего не едут?
— Приедут, — буркнул усевшийся за большим камнем Стасик.
— Холодно, сука, сил нету. Лады. Я на позицию. Смотрим в оба ребята.
С этими словами Мартынов перебрался чуть выше по склону сопки, склонившейся широкой стороной к Пянджу.
Что идти мне в ночной секрет, я узнал на минувшем боевом расчете. Был это мой третий наряд. Таран отправил в секрет шестерых пограничников. «Молодым» в наряде был только я. Остальные — опытные бойцы второго года службы. Старшим наряды поставили Мартынова.
Все мы, облачившись в маскхалаты, спрятались в укрытиях, на пологом склоне сопки. Заняли места в кустах и за большими камнями.
Ночь была темной, хоть выколи глаз. Неприятная параша колола лицо. Холодный ветер, шедший с реки, щепал щеки.
Дуло так, что расслышать что-нибудь в такую погоду было почти невозможно. К этому звуку примешивались шум Пянджа и неприятный шелест мерзкого дождя.
— Едут, видать, — услышал что-то чуткий Алим.
На узкой дороге, позади наших позиций, зарокотал двигатель, захрустели камешки под колесами машины. Я обернулся, украдкой глянул на приближавшийся Уазик. Он шел медленно, с включенными фарами, но прятался от обзора с того берега под склоном сопки.
Следуя приказу, мы не выдали своего места расположения даже тем, кто ехал в машине.
Уазик остановился, метров за триста до линии границы. В бесконечном шелесте параши захлопали двери. Перед носом машины замаячили люди. Я напряг зрение.
Там были два человека: — один кряжистый в полевой форме. Другой — невысокий и худощавый. Кряжистый стал что-то объяснять худощавому. Потом оба направились в нашу сторону.
Присмотревшись, я их узнал. Кряжестым оказался таджик-особист. Другим… охотник Ихаб Аскаев, именно тот, которого мы с Алимом встретили в прошлом наряде.
— Всем приготовиться, — сказал тихо Мартынов. — Они идут.
— Вить, — позвал его вдруг Стас, отнимая гарнитуру рации от уха, — с заставы передают, сработка на нашем фланге.