Парень протянул мне свою большую крестьянскую руку. Я пожал.
— Селихов. Паша Селихов. А это вот Сашка, брат мой.
— Будем знакомы, — Василий пожал руку молчаливому Сашке. — Короче, пацаны, я в долгу не останусь. Если какая беда, обращайтесь. Подсоблю.
— Спасибо, — кивнул я.
— Да, спасибо, — угрюмо добавил Сашка.
После обеда нас построили на плацу. Долго считали и вели переклички. Недовольный прапорщик ходил вдоль строя и страшно ругался. Я слышал, что после обеда поймали каких-то призывников за пьянкой.
Где они взяли алкашку, никто не знал, но сержанты, конечно, все отняли. Помнил я, что немало парней притащили в первый день водку с проводов. Кого-то захватил еще и съестного. Еды у призывников не отнимали.
Помню, как в прошлый Сашка сетовал, почему нам не выдают сухпай. Многие, в том числе и он, думали, что гораздо лучше питаться отличной советской тушенкой из пайка, чем холодными макаронами в столовой.
Дело было в том, что сухпай приберегли на переезд. Никто не знал, куда нас отправят и сколько придется пробыть в пути. Никто, кроме меня. Я прекрасно помнил, что до Душанбе следовать почти четверо суток, и сухпай в такой дороге будет отнюдь не лишним.
Старшина суетился и ходил у шеренги. В очередной раз пересчитывал нас и звал поименно, чтобы убедиться, что все на месте.
Когда из административного здания распредпункта вышли несколько офицеров и лейтенантов, прапор громко крикнул:
— Смирно!
Группа офицеров приближалась. Их четверо, а еще с ними топал сержант. Я сразу понял, что вот они, идут наши покупатели в сопровождении начальника сборного пункта. Спустя еще пару секунд, я увидел уже знакомого мне по моей прошлой жизни майора Сапрыкина. Был он штабным офицером. Можно сказать, типичным. За время моей срочной службы я узнал Сапрыкина как одного из тех офицеров, кто желает все контролировать и ни за что не отвечать.
К счастью, наши полевые командиры, понимая, насколько штаб бывает оторван от реальности, старались защищать своих бойцов от штабных. Мало ли что придет им в светлые головы.
А вот второго офицера, молодого паренька в звании старлея, я знал только по Сашкиным рассказам из прошлой жизни. И, надо сказать, брат отзывался о нем не лучшим образом.
Тем не менее я сразу увидел в нем пограничника. На это указывала фуражка с зеленым околышем и лейтенантские погоны на плечах шинели. По правое плечо от него устало топал сержант. Сержант был долговязый, с тонкими, словно бы птичьими чертами лица.
Офицер-пограничник же, невысокий и худощавый парень лет двадцати пяти, шел не менее устало и даже не пытался бодриться перед бойцами. На его узкой и высоколобой физиономии виднелся суровый недосып. Офицер слегка сутулился. Сразу было видно: идет к нам самый обычный штабной лейтенантик. У старлея было вытянутое, напоминающие лошадиное лицо и реденькие, едва видимые белесые брови над глубоко посаженными маленькими глазами.
А штабных я еще с Афгана недолюбливаю. Нет, конечно, было среди них немало достойных людей, но встречались и такие, что хоть стой, хоть падай. Оторванные от действительности, короче.
Но даже так, полевые командиры, чьи ряды, чуть позже пополнил и я, всегда были мне роднее. Потому как они вместе с простым солдатом копошиться в грязи и пылюке. Да и своих подчиненных никогда в обиду не дадут. Ну а мы, соответственно, их тоже не давали.
Компания офицеров приблизилась. Вперед вышел начальник пункта. Остальные пока что держались за его плечами.
— Здравствуйте, товарищи призывники! — Крикнул он громко.
Шеренга отозвалась приветствием:
— Здравие желаю, товарищ майор!
— Значит слушать меня внимательно, — начал он строже, — сейчас…
— Паш, — неожиданно позвал меня Сашка, и я украдкой глянул на него, не поворачивая головы, — Один, вон, в зеленой фуражке, пограничник, сразу видать. А второй кто? Отсюда погоны не рассмотреть.
С этими словами Сашка кивнул на Сапрыкина.
— ВДВшники.
Брат пару мгновений помолчал.
— ВДВшник? Так это что ж? Правда? Нас будут разделять? Все в пограничники не попадем?
— Некоторые не попадут, — сказал я. — Ты отправишься в погранвойска. Меня выберут для службы в ВДВ.
— Понятно, — помолчав несколько мгновений, ответил он и будто бы немного расстроившись, пропустил подбородок. — Но откуда? Откуда ты все это знаешь? Ты что, из этих? И правда из экстрасенсов, про которых Машка Вавилова весь последний год в школе талдычила?
— Нет, — тихо прыснул я. — Не из экстрасенсов.
— А что тогда?
— Хочешь в ВДВ? — Спросил я серьезно.
Сашка неуверенно поджал губы.
— Хочешь?
— Хотел бы. Но… но не хочу с тобой разделяться.
— Нас так и так разделят, — невозмутимо сказал я. — Да только, раз уж ты хочешь в десант, так давай. Возможность у нас есть. Если решишься, то с этого самого момента, что бы ни случилось, ты будешь Пашкой Салиховым, а я стану Сашкой. Никто не догадается, пусть хоть пытают. Мы похожи как две капли. Знаем друг о друге, считай все, что только можно знать. В этом и есть мое к тебе предложение. Ты всегда мечтал в десантники. Ну вот, дерзай.
Сашка задумался. Оба мы пропустили речь начальника пункта, который распинался перед строем.
— Может… — несмело начал Сашка, — может, ты знаешь, куда мы попадем?
— Знаю.
— Куда?
— В Афганистан.
— Оба?
— Да.
— Понятно, — с горечью в голосе проговорил Сашка. — Оба пойдем воевать.
— Оба пойдем.
Он сглотнул.
— Значит, на заставе будет побезопасней, — прошептал Сашка тихонько. — Хотя бы на родной земле.
На эти его слова я ничего не ответил. Вместо этого сказал:
— Первым вызовут тебя. Я хорошо это помню. Когда начальник пункта назовет твое имя, не выходи. Я пойду вместо тебя.
— Это как-то нечестно, — засомневался Сашка.
— Какая разница, какой из Селиховых, где будет воевать? — Подбодрил я его шепотом. — Из нас обоих получатся отличные солдаты. Хоть одного, хоть другого возьми.
— А на заставе-то будет побезопаснее, — после недолгих раздумий повторил Сашка.
— Уговаривать я тебя не стану, братик. Если уж решишь, то просто промолчи. Да только хочу сказать, что десант — это твое, Сашка. Найдешь ты себя в воздушно-десантных.
Сказал я так именно потому, что примерил свою собственную судьбу на Александра. Значит, это он, а не я, будет служить в Афгане сверхсрочную службу. Значит это он, а не я, пойдет в училище и станет лейтенантом. А дослужившись до майора, уволится из армии, чтобы в середине неспокойных девяностых попробовать себя в охранном бизнесе, как это сделал я.
Все у Сашки будет хорошо. А что я? А я, получается, кую свою судьбу заново. И я сделаю все, чтобы она стала счастливой. Чтобы теперь в этой моей новой жизни остался родной брат-близнец.
Сашка ничего не сказал. Так и стоял он смирно, глядя куда-то в одну только ему известную точку. Он сомневался. Боролся с собою, какое решение ему принять. Я не торопил.
Майор, начальник пункта, тем временем стал по списку выкрикивать фамилии. Видел я, как кроме остальных ребят. Всех их строили в отдельную группу.
— Селихов! Александр! — Крикнул вдруг начальник и повел внимательным взглядом по шеренге, ожидая увидеть этого самого Селихова. На пару мгновений над плацем воцарилась тягучая тишина.
Глава 4
— Я! — Громко крикнув, я решительно вышел из строя.
Сашка, оставшийся у меня за спиной, молчал. Колебался.
«Не сделай глупость, — думал я в этот момент про него, — не сделай глупость, Сашка. Не подведи нас с тобой».
Сашка не подвел. Он устоял на своем месте. Когда я пошел направо, к остальным парням, которых уже строили молодой долговязый лейтенант, Сашка проводил меня взглядом.
Взяли далеко не всех. Из общей массы призывников начальник сборного пункта назвал человек двадцать. Были среди них и мои знакомцы: щекастый Мамаев и Вася Уткин.
— Опа-на, — вполголоса пробасил Васька Уткин, когда я встал в новый строй рядом с ним, — братец Селихов. А ты который?