Организация этой поездки потребовала, по собственному признанию Зайцева, не свойственных ему усилий, поскольку для семьи, ежемесячный бюджет которой немногим превышал две тысячи французских франков, расходы требовались действительно значительные: «я, не имея ни копейки денег и не отличаясь, вообще, расторопностью, вдруг проявил энергию и выпросил у „Последних Новостей“ аванс в 5000 фр. на поездку. [Мне их не хватило, назад возвращался в трюме какого-то cargo греческого. Вера с Наташей сидели тоже без гроша, но все обошлось благополучно. Значит, была на все это не одна наша воля]». Зайцев не получал фиксированного жалованья в каком-либо из периодических изданий эмиграции, и его доходы складывались из гонораров от напечатанного в «Последних новостях» и небольшой суммы, доставлявшейся ему в числе некоторых избранных русских литераторов-эмигрантов правительством Чехословацкой республики. Позже, после писательского съезда в 1928 году в Белграде, подобное пособие начало выплачивать правительство Королевства Сербов, Хорватов и Словенцев[10].
Митрополит Евлогий. 1928 г.
Группа русских литераторов после приема королем Югославии Александром I. Белград, октябрь 1928 г. Слева направо: В первом ряду: М. Н. Могилянский,?. А. И. Ксюнин. Вас. В. Немирович-Данченко. Б. К. Зайцев. Во втором ряду: Жуков,? В. Ф. Зеелер, А. А. Боголепов.
Дочь писателя, Ната лья Борисовна Зайцева-Соллогуб называла нам иную, по ее мнению главную, причину столь необычного путешествия. За год до поездки на Святую Гору Борис Константинович близко подружился с жившей в Шавиле супругой генерал-майора Корпуса жандармов А. И. Спиридовича[11] Маргаритой Александровной, встречи с которой быстро привели к взаимной симпатии и стали практически ежедневными. По словам Натальи Борисовны, Вера Алексеевна Зайцева тяжело переживала сложившуюся ситуацию. В это время Борис Константинович написал, возможно, самый изящный из созданных им текстов – эссе «Моя жизнь и Диана», посвященный столь частым свиданиям с Маргаритой Спиридович. Этот текст был передан Зайцевым в редакцию «Последних новостей» накануне отъезда в Грецию и появился в газете под заголовком «Диана» во время его пребывания на Афоне[12].
Наталия Борисовна полагала, что, не имея близких друзей и не решаясь обратиться за советом к кому-либо из знакомых ему лиц духовного звания, Борис Константинович направился на Святую Гору не за литературными впечатлениями, а именно в надежде разрешить эту тяжелую неопределенность[13].
Публикуемые две тетради путевых записей, сделанные в дни поездки по Греции, и письма, посланные Борисом Константиновичем жене и дочери, позволяют достаточно подробно реконструировать маршрут его странствия:
29 апреля 1927 г. автор выехал из Парижа в Марсель[14].
30 апреля выехал из Марселя и прибыл в Пирей 4 мая. 4–10 мая находился в Афинах.
10 мая выехал из Афин в Салоники, куда прибыл в 6 часов утра 11 мая.
12 мая (н. с.) 1927 года, утром, прибыл в Афонский порт Дафни, где его встречал монах Петр. За два с половиной часа, миновав монастырь Ксиропотам, верхом спустился в Карею, где ему отвели комнату в кунаке Пантелеимонова монастыря. Здесь случились его первые афонские знакомства с оо. Миной и Иваном. Последний повел его в полицию для получения свидетельства на пребывание на Св. Горе. Позже о. Мина сопровождал писателя в Протат, где было получено разрешение на посещение обителей и занятия в библиотеках. К вечеру Зайцев добрался до Андреевского скита, где и заночевал.
10
Н. Н. Берберова называет восемь человек из числа получавших денежное по собие – Мережковский, Гиппиус, Бунин, Ремизов, Зайцев, Тэффи, Куприн и Шмелев: «Мне известны 8 человек в Париже, которые получали его, но я полагаю, что немало людей в самом Белграде, а также вероятно в Праге, стояли в списке. Пособие составляло приблизительно 300 франков в месяц на челове ка. Другая сумма, тоже около 300 франков, приходила тем же лицам из Праги, из собственных фондов президента Масарика. На 600 франков в Париже в те годы прожить было нельзя, но они могли покрыть расходы по квартире, на электричество, газ, метро. Этого было немного, но это было хоть что-то. Сербская субсидия, насколько я помню, кончилась после 1934 г., чешская продолжалась до 1937 г.» (
11
Н. Н. Берберова называет восемь человек из числа получавших денежное пособие – Мережковский, Гиппиус, Бунин, Ремизов, Зайцев, Тэффи, Куприн и Шмелев: «Мне известны 8 человек в Париже, которые получали его, но я полагаю, что немало людей в самом Белграде, а также вероятно в Праге, стояли в списке. Пособие составляло приблизительно 300 франков в месяц на человека. Другая сумма, тоже около 300 франков, приходила тем же лицам из Праги, из собственных фондов президента Масарика. На 600 франков в Париже в те годы прожить было нельзя, но они могли покрыть расходы по квартире, на электричество, газ, метро. Этого было немного, но это было хоть что-то. Сербская субсидия, насколько я помню, кончилась после 1934 г., чешская продолжалась до 1937 г.» (
12
13
16 мая 1927 г. Зайцев писал жене с Афона: «Сегодня днем я исповедовался у ар хим.[андрита] Кирика, он меня совсем очаровал своей добротой и простотой. Он мне сказал, между прочим, что видит меня в перв.[ый] раз, а в духе любит уже меня, как сына. Будет писать тебе, и вообще он очень большое значение тебе придает в моей жизни – и тоже, ведь, в глаза не видал!»
14
«Главное событие – это то, что папа уехал в Грецию, было ужасно грустно, когда он уезжал 29-го апреля, в пятницу, ровно 2 н.[едели] тому назад», – записала На таша Зайцева в своем дневнике 13 мая 1927 года (Дневник Н. Б. Зайцевой. Архив Б. К. Зайцева. Частное собрание. Париж).