Бывает, что на больших трактах, по особому распоряжению начальства, на местных жителей налагается особая повинность — расчищать дороги, и это обыкновенно делается так: сооружается из бревен или широких плах громадный треугольник, к которому припрягаются «миром» лошади, и такая машина с ужасным криком погонщиков и характерным скрипом везется углом вперед по дороге, она разворачивает снег на стороны и делает дорогу шире. Но все это возможно и полезно только тогда, если такую чистку производить с осени и не давать заноситься дороге прибывающим снегом. Конечно, такая повинность нелегка и часто бывает горше летней — «содержать дороги в исправности». Понятное дело, что треугольником громадные ухабы и снежные надувы не возьмешь, а потому их ранее особые люди сбивают всевозможными инструментами.
По-моему, всякому проезжающему по Западной Сибири, особенно с семьей, несравненно лучше ехать в двух небольших и легких экипажах, чем в одном и большом. Знаю это по горькому опыту, а потому и советую. В большом можно засесть иногда в плюгавом снежном надуве; иногда является невольная злоба, когда видишь, что мимо, легко и свободно, несутся небольшие повозки, а ямщики еще нарочно насвистывают и подсмеиваются над завязшим собратом. Бывает, что их счастливые пассажиры давно напились на станции чаю, а вы все еще сидите в снегу и ждете помощи!.. Посудите сами, что такая штука вызовет и не одну злобу!..
Поэтому можете вообразить, что бывает на мелких проселочных дорогах и как путешествуют по ним в более или менее громоздких экипажах? Вот почему многие таежники, например, служащие люди на золотых приисках, ездят по таким снежным вертепам в небольших кошевках и в одиночку.
И все это ничего, даже, пожалуй, поэтично; но вот беда, если вы попадете под буран, да еще мокрый, или буран на морозе. А почти весь Алтай может похвастаться своими ужасными и страшными буранами. Это не то, что на Руси называют метелью, нет! Алтайский буран действительно опасен и это — страшное явление природы, это какой-то ад земли и неба, сплотившийся в одну демоническую силу, которая с ужасным воем и ревом ветра сыплет снег сверху, поднимает снизу и несет, и кружит его в такой непроглядной массе, что нет никакой возможности увидеть что-либо в каких-нибудь пяти или десяти шагах не только ночью, но даже и днем; это какая-то геенна жизни и смерти, пред которой часто нет спасения, и все мужество человека бессильно. Этот снежный ад не только засыпает дорогу, но заносит ваших лошадей и заметает экипаж до того, что все остается под снежной пеленой и гибнет, как утлый челнок в пучине моря, но не захлебываясь в волнах разбушевавшейся стихии, а медленно коченея и застывая в такой ужасной среде мглы и холода. Тут о путешествующих пешком нет и речи — гибель их неизбежна. Это верные «мерзляки», как говорят сибиряки, это «Божьи свечи», как называют их сердобольные старухи.
Конечно, многие из читателей придут к тому заключению, что все попавшие в пути под буран непременно гибнут и отправляются к праотцам, в мир теней!.. Нет, это было бы слишком жестоко и несправедливо со стороны неба. Нет, оно, посылая человеку такое страшное испытание, дает ему и ту силу противодействия, которая заключается в разуме, соображении и находчивости.
И действительно, по этому данному Богом дару даже в самые свирепые бураны многие, не только едущие в экипажах, но и пешие путники, не желая знакомиться с новым миром духов, сохраняют свою жизнь различными способами. Так, например, едущие в экипажах, видя невозможность подвигаться далее, тотчас останавливаются, выпрягают лошадей и, настегивая их, отпускают на свободу; потом поднимают оглобли кверху и, размявшись работой, залезают в экипажи (возки или повозки) и плотно закупориваются со всех сторон. Если же экипаж не крытый, например, кошева или простые пошевни, путники выбирают лишние вещи, опрокидывают сани кверху полозьями, поднимают оглобли и забираются под образовавшийся из экипажа шатер. По большей части, отпущенные на волю, нарочно в хомутах, лошади выбиваются по присущему им инстинкту или вернее своему особому соображению, в жилые места и этим дают знать жителям о случившейся беде. По большей части, лошади убегают обратно в свои деревни; если же следующая станция или жилье ближе, а буран попутный, они бегут туда, и это ясно доказывает их соображение.
Сибиряки в таких случаях народ бывалый и практичный, они тотчас и сообразят, откуда и чьи лошади, и при первой возможности дают знать надлежащей власти, а она, собрав народ и лошадей, немедленно отправляется на розыски, — конечно, если это возможно, — и по поднятым оглоблям находят живых или мертвых спутников.