— А что, если я вот прежде всего рассказчик,— сказал Морган.— Я стараюсь тебе втолковать, что, если б я даже знал, кто это, рассказать-то мне все равно нечего. Знаешь, сколько раз за все время, что я тут сижу, мне по-настоящему было что рассказать? Сосчитать — хватит пальцев одной руки.
— Да, но если б вы знали, кто это, вы по крайней мере кончили бы разговаривать и стали писать. На радость Уайнстайну.
— Уж это точно. Потому что я, черт возьми, еще и газетчик. Ступай принеси кофе.
Нат пошла к двери, потом оглянулась.
— А что, это так уж скверно, Рич? Что вы газетчик? Но не рассказчик, не договорила она. Разговор зашел слишком далеко, и Морган — с легкой досадой, что она вдруг решилась заглянуть ему в душу,— мгновенно и без усилий перешел па привычный тон, шутливый и ни к чему не обязывающий.
— Да нет, работать по ночам в прачечной, конечно, хуже,— сказал он и увидел, как она на миг поджала губы, поняв, что ее ставят на место.
Когда она ушла, он задумался — и уже не в первый раз,— что же это за могучий, но скрытый инстинкт столь неизбежно и безотказно побуждает его оберегать свое сокровенное от всего, пускай самого заманчивого, но исходящего извне. В блаженную пору молодости, когда его супружеская жизнь еще только начиналась, Энн сказала как-то, что любовь заставит его раскрыться; и вот — у Моргана хватало честности это признать — любовь, похоже, сгорела дотла, а чуда так и не произошло. Но он никогда не предавался таким мыслям подолгу; и недосуг, да и неохота было копаться в себе, а тем более разрешать это другим,— и потому он, как всегда, обратился к работе.
До сих пор он намеренно оттягивал тот, как любил выражаться Рей Филлипс, «жуткий миг», когда приходится перестать думать, а может быть, и узнавать, и надо садиться писать; все намертво застывает на странице, словно и думать и узнавать впредь не дано уж никогда. Медлил он не случайно. Нетрудно, хоть и бесполезно было бы написать «Вашингтон безумствует»; такой профессиональный прием выручал Моргана достаточно часто и, случалось, задавал тон всей первой полосе. Морган-рассказчик, положим, знал, что подобные штучки яйца выеденного не стоят, их что писать, что не писать — все едино, но Морган-газетчик не имел права так думать; Морган-газетчик знал, что он всего-то навсего тянет время, повинуясь чутью, а чутье ему говорило, что даже в таком ничтожном событии еще не все ясно; не торопись, действуй с оглядкой, взвесь еще раз, твердило Моргану чутье газетчика.
Он заправил в пишущую машинку листы, переложенные копиркой, и напечатал сверху: «О неизвестном кандидате (Морган)». Потом скосил взгляд вниз, на кипу газет, навстречу немигающему оку Хинмена. Зазвонил телефон, бесцеремонно, резко, и Морган с неудовольствием — ведь, кажется, ясно было сказано, не соединять ни с кем,— сразу же взял трубку: еще один предлог оттянуть время.
— Шелли из Пентагона, будете говорить?
— Ладно уж! Но учти, Джейни, больше ни с кем.
Шелли заговорил немедленно.
— Рич, у меня тут одно соображение. Я счел своим долгом поделиться с вами.
— Угу, давайте.
Шелли вечно делился с Морганом ценными соображениями; он истово поверял Моргану все, что ни взбредет в голову.
— Ну так вот, новый президент, как вы знаете, либерал,— сказал Шелли,— и душегубы, с которыми я тут веду полюбовные беседы, не очень его жалуют, верьте слову, а, кстати, те, с кем им приходится вести дела на Капитолийском холме, — то же самое. Вы знаете, о ком речь.
— Ну-ну.
Морган успел вызубрить наизусть заголовок под нахальной рожей Хинмена: БЫВШИЙ ГУБЕРНАТОР ТРЕБУЕТ ОБУЗДАТЬ ПРОФСОЮЗНЫХ АКТИВИСТОВ.
— И так же настроены многие избиратели, хотя вам, Рич, я, естественно, мог бы этого и не говорить…— Гнать тебя пора в шею, думал Морган, только задницу ты и умеешь лизать.— …так вот что мне пришло на ум. Решая, кого назначить директором ЦРУ, президент не может все это не учитывать.— Шелли драматически понизил голос.— Он просто не может позволить себе назначить либерала.
— Да-да.
Морган знал, что не выгнать ему Шелли никогда, и никого ему не выгнать, даже Джейни, даже будь на то согласие профсоюза газетчиков, но порой он тешил себя, воображая, как хватает мучителя одной рукой за шиворот, а другой за штаны и пинком пониже спины вышвыривает на Кей-стрит, совсем как Уорд Бонд в ковбойском фильме Джона Форда. И Шелли у Моргана значился первым среди таких кандидатур.
— Ну, а иначе говоря, Рич, он должен посадить на это место человека, способного применять крутые меры. Человека, с которым могли бы ужиться те душегубы, с какими я тут беседую…