— Не относись к политике слишком серьезно, Рич, не уподобляйся тренеру,— любил повторять Хант.
Сравнение политиков с тренерами представлялось ему очень забавным — мол, и те и другие стремятся внушить игрокам волю к победе и уверенность в огромной важности игры. Морган каждый раз умалчивал о том, что много лет тому назад эту шуточку Хант впервые услыхал от него.
А то Андерсон вдруг говорил:
— Рич, побойся бога, жизнь так коротка, возьми отпуск, съезди на Юг, пусть твой Ричи и твоя очаровательная женушка хоть немного с тобой познакомятся.
Несколько раз Хант заставил Моргана привезти жену и сына к нему в усадьбу; но Энн не спелась с Кэти, между ними сразу же возникла натянутость.
Последний визит закончился тем, что по дороге домой, в самолете, Энн неожиданно набросилась на Моргана.
— Ты спишь с этой злобной сучкой,— сказала она.— И не жди, что я когда-нибудь еще туда поеду.
— Что ты болтаешь?
Морган встревоженно взглянул на Ричи, сидевшего через проход от них. Мальчик был полностью поглощен чтением журнала.
— Я не дура, Рич. Прекрасно вижу ваши отношения.
— Ох, да брось ты, Энн. Я к ней и в самом деле немного неравнодушен, как многие другие мужчины, но и только.
В ту пору так оно и было, вероятно, подумал Морган, мы часто расплачиваемся за вымышленные грехи прежде, чем успеем нагрешить на самом деле.
— Если ты с ней и не спишь,— сказала Энн,— то только по своей глупости. Сразу видно, что она по тебе сохнет.
— Ты-то как могла это заметить? Сама ты никогда по мне не сохла. Да и не все ли тебе равно?
— Я требую только одного — не заставляй меня туда ездить,— сказала Энн,— В отличие от тебя у меня есть гордость.
Морган не сомневался, что это так: гордость была ее неотъемлемым качеством. В ночь накануне свадьбы — они познакомились с Энн, когда она учительствовала в небольшом городке, где Морган впервые приступил к репортерской работе,— после того как Энн решительно отвергла ставшую для него привычной попытку урвать аванс, они отправились в мотель «Замок», где на стоянке была кромешная тьма, и, не вылезая из машины, угостились мясным филе на вертеле и кока-колой.
— Путь назад еще не отрезан,— сказала Энн.— Жалеешь?
Морган серьезно, как он все делал в те дни, обдумал ее вопрос.
— Отчасти,— признался он наконец.
Энн резко выпрямилась.
— Негодяй.
— Я ведь просто хотел сказать…— Он слишком поздно сообразил, какой совершил промах.— Ну, видишь ли, мне, например, всегда хотелось попутешествовать. Или купить яхту. Ну, словом, что-нибудь в этом роде. А когда нужно содержать жену и, может быть, детей, со всеми этими мечтами, видимо, надо расстаться.
— Забирай свое грошовое кольцо,— сказала Энн, пытаясь сорвать кольцо с пальца.
— Ох, да перестань ты. Понимаешь, я ведь не…
Но ничего, как он тут же убедился, Энн не понимала, и ему с полчаса пришлось ее умасливать. Кольцо не снималось с пальца, и она в конце концов оставила попытку его сдернуть, сидела, как деревянная, прижавшись к дверце, глядела прямо перед собой, и ему никак не удавалось убедить ее, что туманные мечты юности ничего не значат по сравнению с ней. Под конец она резко, словно заводная игрушка, повернула к нему голову; и Моргану показалось, что даже в темноте он видит невероятную бледность ее лица.
— Нет, это ты меня послушай,— произнесла она так тихо, что он с трудом расслышал ее голос.— Наплевать мне на твои дурацкие мечты. Знать не хочу, как ты себе представляешь свои семейные обязанности. Но я не собираюсь торчать на кухне и ублажать тебя в постели,— если бы я думала, что нужна тебе для этого, я б тебя и близко к себе не подпустила. Слушай… если ты женишься на мне, Рич, ты поедешь путешествовать вокруг света. Купишь яхту, если она тебе нужна. Ты женишься на мне и будешь делать все, что хочешь. Понял?
— Детка,— сказал Морган.— Господи, ну конечно, я же не…
— Будет лучше, если ты меня поймешь. Я не пустое место, Рич. И если ты этого не понимаешь, значит ты не понимаешь ничего.
Но Морган понял все слишком поздно, спустя многие годы; а в тот миг он просто хотел ее и того, что ему рисовалось под понятиями Супружество и Жизнь. И даже когда поздно стало что-либо исправить, он считал, что его желание любить ее так, как ей хотелось, должно перевесить в ее глазах его неумение так любить ее. Уж кто-кто, а он отлично знал, что Энн горда,— горда, оскорблена, неукротима и все еще не угомонилась.