Теперь, узнав ответ, Морган испытывал смешанное чувство: с одной стороны, облегчение, с другой — он был огорошен.
Что-то тут не ладно, думал он; не согласовывалась эта история ни с его суждениями о людях, ни с тем, что подсказывало чутье, которому он привык доверять. Эта история поражала своей справедливостью.
— А что ты сказал ему, Хант? Каким образом ты предложил сделку?
Андерсон отмахнулся широким жестом длинной ручищи и покачал головой.
— Отцепись от меня с дурацкими вопросами, Рич… что я тебе, репортер какой-то? Не помню, что говорил я, что — он, что вообще говорилось. Мы просидели там недолго, так что вряд ли много наговорили; он пустил горячий душ, но даже зеркало не запотело. Где мне, к черту, помнить все, что я говорил, когда мне об этом и думать тошно.
— Пропади ты пропадом,— сказал Морган; он злился оттого, что получалось, будто бы он лезет не в свое дело, досадовал на занавес, внезапно опустившийся среди действия, был потрясен неожиданной сценой, на миг мелькнувшей перед ним.— Ты вспоминаешь только то, что хочешь вспоминать, или пытаешься убедить меня, что забыл остальное, и увиливаешь от единственного вопроса, ответ на который меня всерьез интересует.
Андерсон хмыкнул.
— Потому что как раз этого ответа ни ты, никто другой не вправе от меня требовать, даже если б я мог его дать, что я категорически отрицаю. К тому же я все время твержу: самое главное — суждение обо мне Данна, а вовсе не то, что я могу припомнить из сказанного мною или Данном через три года после всех этих событий. Как он оценил меня, я знаю: он сказал об этом Кэти, а она, конечно, мне передала. Как ты думаешь, спал он с ней?
— Не корчи из себя шута,— яростно оборвал его Морган.— Даже будь это так, а это ложь, ты не смеешь задавать подобные вопросы.
— Знаю, и к тому же ничего подобного не думаю. Кэти — женщина осторожная, она не дает воли страсти, к тому же ей незачем добывать нужные сведения в постели, у нее совсем другие методы. Но у них с Данном были приятельские отношения, они часто разговаривали во время съезда. Он ей все рассказал,— и она порой так меня допекала, что хотелось как-нибудь задеть ее в отместку. Нет, правда, говорить такие вещи мерзко.— Он высоко поднял бокал.— Прошу извинения, Кэти, ты снова победила.
— Ей было очень тяжко,— сказал Морган,— Она так хотела, чтобы тебя выбрали. Она хотела этого не меньше, чем ты.
Губы Андерсона досадливо искривились, он отхлебнул виски, потом снова заговорил.
— Ты все верно излагаешь, Морган, совершенно верно. Думаю, мне тоже не дано забыть того, что случилось.
— А что случилось? — снова задал вопрос Морган, хотя и не надеялся уже получить ответ.
— То, что я сказал тебе минуту назад. Морган, почему бы тебе не подлить немного виски в ключевую водичку, которую ты напрудил в бокал?
И сколько Морган его ни напаивал, сколько ни наседал, никаких откровений он больше не добился ни в тот вечер, ни в последующие. Когда пришел Джоди, Андерсон уже дремал, Морган кипел от злости и был трезв, как стеклышко.
— Что до меня, не хочется мне думать, что Андерсон сломался,— сказал Кэрли Лейтон. Они уже подошли вплотную к дому. У подъезда почти не осталось автомобилей, только слабо попахивало выхлопными газами и тонкая пелена пыли висела в теплом вечернем воздухе.— Но если даже это так, одного я не могу понять и не пойму никогда. Его жена одна из самых сильных и толковых женщин, каких я знавал, да к тому же красотка. Как могла она такое допустить?
Джоди уложил Андерсона в постель, а Морган вышел в холл и стал подниматься по винтовой лестнице. Когда голова его оказалась на уровне второго этажа, он увидел тонкую полоску света, тусклую, как от свечи, перерезавшую коридор. Много раз поднимался он вечерами по этим ступенькам, останавливался у дверей Кэти, прислушивался и не слышал ничего, только громкие удары своего сердца, свое частое дыхание, вздохи и скрипы старого дома. Не раз брался он за дверную ручку, хотелось ее повернуть, влекла мягкая, засасывающая темнота за дверью. Он знал, что дверь не заперта, что он может ее отворить. После той их встречи в полупустом гостиничном номере, когда Морган впервые обнял Кэти, он знал, что дело только за ним. Их влекло друг к другу, притягивало как магнитом, и то ли подавленная, то ли притушенная страсть вот-вот готова была запылать, как пламя, достаточно было признания, ласкового слова, первого робкого соприкосновения, достаточно было, чтоб волосы Кэти коснулись его губ.
И все же Морган ждал. Что-то заставляло его проходить мимо незапертой двери комнаты Кэти. Не Энн — эта часть его жизни была, как пустые покои, где обитали только полузабытые вздохи, нечто тщательно хранимое где-то глубоко внутри так бережно, как иногда хранят комнату давно умершего ребенка: а вдруг каким-то чудом он вернется.