Наступило долгое молчание, словно Тарханов сам испугался своих слов.
Потом Марина спросила, заикаясь, с необычной для нее робостью:
— Это… только твое предположение, Сеня?
— Боюсь, что нет. Мы сделали несколько анализов крови у больных, через «спрутов», конечно, и исследовали пробы на предмет обнаружения антител. — Тарханов поджал мясистую губу и скорбно покачал головой. — Ничего. Ноль. Кровь свободна от антител, как у зародыша.
— Помните эти ужасные случаи, — почти прошептала Марина. — Когда рождались дети с нулевым иммунитетом. И всю жизнь потом ходили по Земле, как по чужой планете, — в скафандрах с автономным жизнеобеспечением…
— Когда-то, может быть, и всю, — возразил Семен. — А уже в 90-х годах пару таких беззащитных удалось вылечить.
— Стало быть, и у нас есть шансы? — спросил Виктор Сергеевич, вытирая обильный пот, у него от волнения повысилась температура.
— Есть, почему же нет? Тем детям вводили токсины разных бактерий. Сначала очень ослабленные, потом все более концентрированные. И переливали чужую кровь. С антителами.
— Первопричины явления все-таки неясны, — подумав, заявил Виктор Сергеевич. — Что, если организм поражен в самой глубокой, биологической, белковой основе и все равно откажется сопротивляться?
— А вот тут уж я не согласна, — вмешалась Марина. — Мне кажется, что первопричины довольно понятны и лечение будет эффективным.
— Интересно, — не без лукавства сказал Тарханов. Марине подумалось, что хитроумный коллега по обыкновению устраивает проверку, точно в далекие дни сражения с «фактором икс». (Теперешнее пугало как назвать? «Фактор игрек»?) Ну, пускай потешит самолюбие…
— Полагаю, что не будет выглядеть слишком безумной следующая гипотеза: организмам было не с чем бороться в стерильной обстановке станции, и системы выработки антител за двадцать месяцев атрофировались. За ненадобностью. Плюс невесомость, ускоряющая все процессы.
— Вот как! — округлил рот Панин. — Надо посоветовать Калантарову пореже делать уборки в жилых помещениях и завести мусорную свалку. С мухами и крысами…
— Шутки шутками, а гипотеза достаточно корректна, — поддержал Марину Тарханов. — Но, к сожалению, недостаточна для полного, исчерпывающего объяснения. Конечно, стерильная чистота астероида оказала свое влияние на иммунитет. И, вероятно, такое, как ты говоришь… Однако, если бы эта причина была единственной, — весь экипаж заболел бы, едва вдохнув земного воздуха. И ты, Маришка, тоже не убереглась бы… Кстати, — ты недавно поделилась со мной еще одним своим предположением…
— А-а! Насчет «болельщиков» и солдат на фронте!..
— Вот именно. Пожалуй, на этом пути мы нащупаем истину… — Тарханов вдруг утратил всю свою добродушную вальяжность, пропали насмешливые огоньки в глазах. Марина и Виктор Сергеевич поняли, что сейчас будет сказано главное.
— Мы предполагаем наличие на астероиде единого комплексного раздражителя, суммы мощных психофизических воздействий. С одной стороны, ряд, так сказать, материальных факторов — пустота, невесомость, абсолютная стерильность. Все это подавляет защитные реакции, точнее, делает ненужным набор земных, эволюционно оправданных ответов на внешние воздействия. С другой стороны, не по-земному насыщенная и активная умственная, нервная деятельность, огромные нагрузки на психику. Возможно, что иммунитет зависит от центральной нервной системы в большей степени, чем считали до сих пор… Для сохранения равновесия, того самого гомеостазиса, о котором мы говорили вначале, у астероидных поселенцев должна снизиться активность внутренних процессов, крове- и лимфотворения, выработки антител… Весь запас сил, рассчитанных на отпор земным болезням, земному тяготению, организм передает в помощь мозгу, для обслуживания сознания, занятого ответственнейшей работой. И вот опять Земля. Все, кроме бедной Марины, расслабляются и предаются отдыху. Некоторое время прежний гомеостазис поддерживается за счет сильных и ярких переживаний, сосредоточенных размышлений, связанных с опасностью для любимого астероида. Грубо говоря, пока Жора Калантаров и прочие пытались усмирить биоритмы, вы все, живя на Земле, фактически еще оставались орбитальными поселенцами. Но стоило опасности исчезнуть, и вы, опять-таки кроме Марины, погрузились в полную беспечность. Ни работы, ни ответственности… Это закономерно, понятно, простительно, это ваше святое право после двадцати месяцев на орбите. Но равновесие пошатнулось. Организм «растерялся». И на него кинулись все хищники сразу: микробы, аллергии…
Тарханов умолк, выпил стакан апельсинового сока. Виктор Сергеевич потянулся было за клубничкой, но Марина шлепнула его по руке и придвинула витаминное пойло.
— Весело, — сказал, насупившись, Панин. — Тебя послушать, так если человек поселится на астероидах для постоянного жительства, его правнуки будут состоять из одного здоровенного мозга в стеклянном шаре, остальное отомрет «за ненадобностью»…
— Зачем же там жить постоянно?
— Тоже правильно, незачем. Чем собираетесь помочь людям Калантарова? Не расформировывать же поселок…
«В этом он весь, — подумала Марина, глядя на пылающий лоб командира.
— Сам в такой чешуе, а уже заботится о Калантарове… Вылечись сначала!»
— Расформировывать, конечно, не будем; а вот что делать — подумаем… Первым делом, конечно, микробные добавки к пище. Возможно, сыворотки с антигенами. И обязательно — программа плавного, очень плавного перехода от космических будней к земному отдыху. График постепенного уменьшения нагрузок. Как с тяготением, только наоборот: от большего к меньшему…
— Хм, — сказала Марина. — Я так понимаю: стоит мне сейчас прекратить возню с болящими и уйти в отпуск, как где-нибудь на пляже в Ницце я заболею воспалением легких, съев ложечку мороженого.
— Отставить, — сказал Семен, прежде чем исчезнуть с экрана. — Это мой последний сюрприз, Марина. У тебя в крови есть антитела. У-у, труженица ты наша, пчелка трудовая…
— Сгинь, — сделала страшные глаза Марина, и розовощекий атлет пропал, как тень.
Они остались вдвоем, сидя за столом друг против друга. И Марина, как существо, располагающее антителами, спокойно ела клубнику, а Виктор Сергеевич в непривычном смущении обрывал лепестки миндального букета.
До настоящего праздника, конечно, еще далеко, как до Марса, к которому несется теперь где-то в неизмеримой бездне «Вихрь-2». Будет сложное, длительное, изматывающее волю лечение. Но сейчас понятно хотя бы, от какой «печки» танцевать. Не исключено, что помогут переливания крови, вернее, не переливания, а, как сейчас говорят, «функциональное контактирование». Крови донора и реципиента не смешиваются, разрушая хрупкие тельца, а лишь соприкасаются, разделенные сверхтонкой пленкой. Она пропускает строго определенные частицы. В данном случае — антитела. А что, если попробовать иное? Активную бионастройку? Транслировать больным биотоки здоровых людей, снятые во время борьбы организма с тем или иным раздражителем. Чтобы обессиленные нервы включались в боевой ритм…
…Гора падает с плеч. Последняя астероидная ловушка, в которую мы попались на Земле, готова раскрыться и выпустить добычу. Мы в новом ритме, да. Переход всегда дается нелегко. Отказ от привычного, сложившегося…
…Сколько их осталось на двадцатимесячном пути? Тех, кого никогда не забудут земляне? Ананд, Гаджиев, Бергсон… Космос, недра атомной централи, океанская впадина…
Это — путь героев. И мы живем, чтобы продолжать его.
…Командир вздыхает. Вздыхает Витя, сияя красными щеками и носом.
Обнять бы его, да, может, ему больно?..
— Витя, — деловито сказала Марина, бросив в мисочку последний клубничный хвостик. — Скажи мне честно, как своему духовнику. Ибо чем врач не духовник?..
Панин не нашелся, как ответить, только сжал невинную розовую веточку так, что лепестки посыпались на скатерть.
— Ты ведь, когда выздоровеешь… когда Калантаров отбудет свое… попросишься обратно? Туда? А?..
Виктор Сергеевич наморщил лоб, точно осмысливая суть услышанного, и хрипло сказал после паузы: