— Большое спасибо, — поблагодарила Элла.
Дора задержала на ней любопытный взгляд.
— Вы — дочка Монтегю?
— Думаю, — Элла зарумянилась, — имя в заявлении изобличает меня целиком и полностью. Оно имеет склонность бросаться всем в глаза.
— Да, приметное, — согласилась Дора с сочувствующей улыбкой. — Для ваших родителей не сюрприз, что вы выходите замуж?
— Не сюрприз. — Элла неуверенно покосилась на Рафа.
Шок. Кошмар наяву. Она и не подумала о них, когда дала согласие. Как им теперь объяснить…
А может, все не так страшно? Родители знают, что она чувствует к Рафу, верят в волшебство «Золушкиного бала» и хотят, чтобы она была счастлива. И есть еще три простых слова, которые успокоят все их страхи: я люблю его.
— Что ж, счастья вам. И дам совет, если вы не против, — Дора улыбнулась, — и даже если против: будьте справедливы друг к другу, и все невзгоды пройдут стороной.
— Глубокомысленный совет, — хмуро заметил Раф.
— Иначе не дала бы. А теперь вам пора расписываться, а мне — угоститься этим розовеньким средством, — воспрянула духом Дора. — Вдруг — о чудо! — опять нагуляю аппетит.
Весело смеясь, Элла взяла Рафа за руку и повела из библиотеки.
— Куда дальше? — спросил он.
От этого вопроса брови Эллы настороженно сошлись. С чего эта угрюмость? Все было хорошо, пока… Дора не дала совет поступать честно по отношению друг к другу. Совет, которому так сложно следовать. Или он вспомнил о прошлом, до сих пор винит ее в том, что случилось с Шейн?
— Наверх, — отозвалась Элла. — Свадебные церемонии проводят в гостиных над бальной. — Она приостановилась, а вместе с ней и он. — Раф, мы не обязаны проходить через это. Нас никто не заставляет жениться прямо сейчас. Если ты передумал, я пойму.
— Мы поженимся. Сейчас. — Раф указал на арку: — Сюда?
— Да. — Говорить что-либо было бесполезно, поняла Элла.
Они молча дошли до нужных комнат.
— У нас есть выбор, какую церемонию предпочесть, — сказал он.
— Какую хочешь. Мы старались, чтобы они все были исключительными. Пусть пары на всю жизнь запомнят этот день.
— Такой забудешь, — буркнул Раф и зашел в ближайшую дверь. С бьющимся сердцем Элла последовала за ним.
Они очутились в «Голубой комнате» — элегантной, величественной гостиной, украшенной панно из сухих цветов. На фоне ниспадающих драпировок высилась трибуна, с которой мировой судья совершал церемонию гражданского бракосочетания.
— Что такое? — Раф присмотрелся к Элле.
— Ничего. — «У меня что, все мысли на лбу написаны?..»
— Не увиливай. В чем дело?
— Моя двоюродная бабушка Мавис любила наносить нам визиты и все серьезные беседы проводила именно здесь. От меня ждали, что я стану… примерной девочкой.
— Представляю… — Черты Рафа смягчились.
— Веселишься? — Элла недовольно скривилась. — Сидеть на краешке кушетки, спина выпрямлена, руки сложены на коленях, лодыжки элегантно скрещены — и так часами! А тебе всего лишь девять лет!
— В девять лет в джунглях Коста-Рики мы с ребятами охотились на ягуара.
— И родители позволяли? — Элла была ошеломлена.
— Отец. Мама уже несколько месяцев как умерла, а отец тогда еще не женился.
— Шейн что-то рассказывала. — Элла смотрела на Рафа во все глаза. — Твой отец, кажется, из Техаса?
— Техасец. А его родители — французы. Интересное сочетание? Моя мать была наполовину тико-костариканка. Похоже, отец женился на ней, чтобы порвать с прошлым. Кроме выращивания кофе, ему было на все начхать.
— Поэтому твой родной язык — испанский? — подметила Элла.
— Все на нем говорили. — Желая прекратить расспросы, Раф повел Эллу из комнаты. — Раз это место навевает такие тяжкие воспоминания, пойдем в другое.
Он распахнул дверь в следующую гостиную, и Элла обомлела.
— Когда мои родители успели?.. — восхитилась она, переступив порог. — Как будто мы попали в другую эпоху.
И она была права. В четырех углах комнаты стояли высокие кованые канделябры, увенчанные толстыми свечами. К потолку, заменяя люстру, на массивных цепях было привешено колесо телеги. Лишь пылающий камин, сложенный из камней, да расставленные тут и там бесчисленные свечи озаряли комнату. Каждый шаг отдавался гулким эхом от наборного дубового настила. Гобелены на стенах и оружие над каминной полкой довершали иллюзию средневековья.
С сиденья у очага к ним навстречу поднялся священник. В стеклах его очков в металлической оправе плясали отблески пламени.
— Добрый вечер и добро пожаловать. Желаете ли вы пожениться?
— Да, желаем. Но одну минуту.
Раф бесцеремонно оттащил Эллу в сторону.
— Что-то не так? — спросила она.
— А ты, amada, не догадываешься? Если мы поженимся вот так, ты всегда будешь жалеть об этом.
Элла долго не решалась спросить:
— Мои родители?
— Они должны быть здесь. Тебе нужно послать за ними.
— Ты правда не возражаешь?
— Я возражаю против их решения дать очередной бал — после того, что было, — но это не значит, что они не должны присутствовать на свадьбе их единственной дочери.
— Спасибо, Раф. — Слезы заблестели в глазах Эллы. — Я мигом.
Раф повернулся к священнику и передал конверт, который дала Дора Скотт.
— Мы хотим дождаться членов семьи невесты.
Распорядившись, Элла встала рядом с Рафом.
— Они будут через минуту.
— Прекрасно, — кивнул святой отец, — поскольку прежде, чем начать, я обязан спросить вас, хорошо ли вы обдумали шаг, который собираетесь совершить. — Его голубые пронзительные глаза по очереди задержались на каждом. — Ибо брак — это узы, о которых стоит задуматься без спешки и суеты. Пока есть время, прошу вас, обратитесь к избраннику своему, загляните в глаза его и ответьте, уверены ли вы в своем выборе.
Элла повернулась к Рафу — и опешила. Он был недвижим, лицо — непроницаемая маска, точно высеченная из камня, глаза — свинцовые, весь как перед броском. Словно ждет, что она вот-вот изменит свое решение.
Элла изучающе склонила голову.
Раф всегда сочетал в себе несочетаемое, что делало его человеком удивительным. В отношении Шейн, его сводной сестры, он был чутким, заботливым братом, готовым пожертвовать всем ради нее.
Но эта печать мстительности… Элла хорошо знала его холодность, отстраненность одинокого волка, который не доверяет до конца даже близким, который всегда начеку, чтобы отразить нападение или воспользоваться чужой слабостью. Встанешь у такого на пути — будешь дорого расплачиваться. Раф долго забывал, редко прощал, и тем удивительнее выглядело его намерение жениться на ней: для этого требовалось примириться с их прошлым.
Безусловно одно.
Недостатки недостатками, а шесть лет назад она влюбилась в него, и с тех пор, что бы он ни говорил, что бы ни делал, ничто не могло это изменить.
— Раф, я согласна выйти за тебя замуж, — Элла улыбнулась ему успокаивающе, — хотя для меня не секрет, что ты за человек.
Раф оторопел. Дай она ему пощечину, он не был бы так поражен. Что она имеет в виду? Разгадала его план и все равно согласна? Но нельзя же быть такой глупой и не понимать: после свадьбы он будет с ней лишь до тех пор, пока не выгорит их страсть. И докажет раз и навсегда, что «жили они долго и счастливо» длится cinco minutos [7], и ни секундой дольше.
Целых пять лет он выкорчевывает эту женщину из своей жизни. Она украла его сердце, обвилась вокруг него, подобно опасному колдовскому дереву, чьи корни уходят глубоко в землю, а молодые побеги прорастают сквозь кирпич, камень, известку, сокрушая все преграды.
Безусловно одно.
Он хочет ее. И, нет сомнений, однажды он сильно пожалеет о своем поступке, о преступлении, за которое будет расплачиваться до конца своих дней. Любая кара будет справедливой.
По крайней мере наступит развязка. Горечь затопила Рафа. К чему так убиваться? Он жаждет Эллу, он жаждет мести. Женившись, он убьет двух зайцев.