Выбрать главу

Гаврилов П

На баррикаде

П.Гаврилов

На баррикаде

В книге П. Гаврилова "На баррикаде" рассказано о том, как десятилетний мальчик, сын рабочего, попал на баррикаду и оказался свидетелем героической борьбы рабочих с царскими войсками.

Это было в Москве, в дни революции 1905 года, когда под руководством большевиков началось декабрьское вооруженное восстание рабочих против царского правительства.

НА БАРРИКАДЕ

Колька Клюев, десятилетний курносый и веснушчатый мальчик, выбежал за ворота своего дома и остановился как вкопанный.

По Лаврову переулку мчались сани. Но в оглоблях были не лошади, а люди, и они гнали сани наподлет, как рысаки. Снег весело взвизгивал под железными полозьями саней, словно и он торопился куда-то.

Белокурый парень с длинной шеей, замотанной красным шарфом, - товарищи звали его Константин - крикнул Кольке, блеснув белыми зубами:

- А ну садись, прокатим!

Колька неуверенно шмыгнул носом, однако припустился за санями искушение было слишком велико. Он хотел было уже взобраться на задок саней, да вспомнил про злых извозчиков с их хлесткими кнутами и крикнул с опаской:

- Врешь, кнутом стеганешь!

- Нету! - обернулся на бегу Константин. - Теперь кнуты по всей России отменяются. Шабаш!

Он еще что-то сказал, но Колька не расслышал. Остальные засмеялись.

"Ну и неправда! - сидя уже в санях, убеждал себя Колька. - Как же: извозчикам, да без кнута? Тогда бы все задаром так и катали взад-вперед".

Сани дернулись и помчались еще быстрей. Колька подполз к передку и встал на ноги.

Ох, и хорошо же было лететь во весь дух, стоя, как заправский извозчик! И верно, кнутом не стегали. Кольке стало весело. Подражая бородатым извозчикам, он прикрикнул солидным баском:

- Эх вы, залетныи-и! Шевели копытами-и-и!

Парни засмеялись, а Константин подпрыгнул в оглоблях и, словно конь копытом, шутя ударил соседа сапогом.

"И чего это сегодня народ такой веселый?" - думал Колька, удивленно оглядываясь по сторонам.

Да и было чему удивляться!

Лавров переулок и на самом деле вел себя сегодня как-то шиворот-навыворот. Несмотря на ранний час хмурого декабрьского утра, переулок был полон людьми.

И все эти люди как будто посходили с ума. Двое рабочих, свалив один уличный фонарь наземь, подбежали к другому и, словно дровосеки, дружно и весело начали тюкать по нему топорами. Щепки так и летели в разные стороны. Другие рабочие тащили тяжелые доски. Еще какие-то дядьки выкатывали из склада купца Трофимова дубовые бревна, ногами толкали перед собой бочки...

И делалось это всеми как будто наперегонки и даже с удовольствием.

Безмолвный, смотрел Колька с высоких саней на такие небывалые дела.

Соскочить, что ли, с саней да хватить каменюгой по забору Трофимова? Небось Колька не забыл, как больно купец трепал его за уши каждый раз, как только ловил с украденными щепками. А печку-то дома чем топить, ну? Дров мамке на что покупать?

А сани меж тем мчались быстрей и дальше - к новым чудесам.

Закинув веревки за шею черного с золотом двуглавого орла над вывеской казенной винной лавки, человек пять рабочих тянули орла вниз вместе с вывеской, подбадривая себя выкриками:

- Е-е-ще раз! Да-авай, раз!

Колька знал, что этот деревянный черный орел был вроде как царским знаком. А теперь что же это они с тем орлом делают, ух ты-и!

Две головы орла со змеиными красными языками в пастях с треском отломились. Трухлявые куски дерева посыпались вниз, дымя древесной пылью. Все, кто тянул веревки, попадали на мостовую, смешно толкая друг друга.

Тут уж и Колька не выдержал. Засунув в рот два пальца, он засвистел по всем правилам, с переливами, на весь переулок.

Сани сразу остановились. Потеряв равновесие, Колька шлепнулся в сани, задрав вверх ноги в больших драных валенках.

Когда он, сконфуженный, поднялся на ноги, на него глазели какие-то рабочие и смеялись. Один из них, с короткой черной бородой, в желтом полушубке, туго затянутом ремнем, снял мохнатую папаху и шутя поклонился Кольке:

- Слезай, кум, приехали!

Дальше в самом деле ехать было некуда. Пришлось Кольке слезать.

Все, что люди ломали в Лавровом переулке, они стаскивали сюда и сваливали, как показалось Кольке, в одну беспорядочную груду. И сани, на которых так весело ехал Колька, повалили набок и поставили на попа. На самом верху этой груды какая-то тетенька в круглой черной меховой шапочке прикрепила палку с красной материей.

- Ты что тут делаешь, постреленок? - улыбаясь, крикнула она Кольке. - А мать небось ищет? Беги домой сейчас же!

- Не трожь его, Настюша, - засмеялся чернобородый Степан. - Пускай учится...

Колька не счел необходимым отвечать тетеньке. Подумав, он спросил у Степана, кивнув головой на груду бочек, саней, досок и железных решеток:

- Это зачем вы?

Поправив у пояса большой пистолет, чернобородый, точно большому, ответил Кольке:

- Баррикада это. Видишь?

- Стало быть, вижу, раз не слепой. А зачем?

- А тебя как звать-величать? - вопросом на вопрос отозвался Степан.

- Колька... Клюев.

Степан сильными руками поднял Кольку с земли, заглянул ему в глаза, опять опустил на землю и сказал, уже не смеясь:

- А затем, чтоб царя-кровопийцу и всяких богачей долой, да чтоб у тебя, Колька Клюев, валенки были не дырявые, да на каждый день горшок мясных щей на столе, да чтоб ты не шнырял по улице, а учился в школе...

- Товарищ Степан! Идут! Вон они! - закричали вдруг с конца переулка.

Раздался резкий свист, повторенный дважды.

Степан сделал страшное лицо, захлопал по полушубку варежками, как петух крыльями, и крикнул Кольке:

- А ну, марш домой! Живо у меня!

Вооруженные рабочие-дружинники сбегались за баррикаду.

Колька хотел было дать стрекача, но вдруг в переулке что-то страшно треснуло. С перепугу Колька присел на корточки. Потом, сам не зная зачем, пролез через бочку без дна и забился в фанерный ящик из-под печенья. Пахло в ящике сладко и вкусно...

Наверху послышались какие-то странные звуки, как будто там отмыкали железные запоры, - это дружинники заряжали карабины и пистолеты.