— Это не шуточное дело, мистер Янг, — сказал Блай, увидев вооруженного гардемарина.
— Совершенно верно, сэр, голодать — дело нешуточное, — отрезал Янг. — Сегодня у меня есть надежда поесть досыта!
В эти минуты на палубах и в кубрике оставалось не меньше пятнадцати верных Блаю людей, и большинство из них были свободны. Мятежников насчитывалось примерно столько же, и они вооружились, но бдительность и дисциплина оставляли желать лучшего, так что лоялисты, наверно, могли бы подавить бунт, будь у них решительный и смелый руководитель. Помощник штурмана Эльфинстон и боцман Коул — вот, казалось бы, главные кандидаты на такую роль. Что предпринимал Эльфинстон, неизвестно — скорее всего потому, что он вообще ничего не предпринимал. А Коул до того растерялся, что решил пойти к арестованному Фраеру и посоветоваться с ним, причем мятежники даже не помешали ему. Фраер ответил Коулу, что остается на борту, хочет попытаться отбить корабль, и посоветовал ему быть наготове и ждать удобной минуты. Вполне удовлетворенный этим ответом, Коул вернулся на верхнюю палубу и вместе со своими товарищами, такими же тугодумами, стал ждать, как дальше развернутся события.
Сохранилось авторитетное свидетельство младшего боцмана Джемса Моррисона, который, кстати, сам опешил не меньше других. Он говорит: «Офицеры вели себя так трусливо, что дальше некуда. Никто не сделал даже малейшей попытки отстоять судно, а ведь это было совсем нетрудно, так как многие из мятежников колебались… Они (офицеры) так покорно выполняли приказы мистера Крисчена, что он сам был этим удивлен и, как только лодка ушла, сказал, что один страх не мог бы заставить их вот так, без сопротивления, уступить и покинуть корабль, наверно, было что-то еще».
Правда, Фраер задумал один шаг, который ему самому ничем не грозил. Он уже несколько раз передавал Крисчену просьбу, чтобы его выпустили на палубу. Сперва тот категорически отказывал, но потом смилостивился. Фраер вышел из люка в тот миг, когда Крисчен снова взялся за саблю, чтобы раз и навсегда усмирить своего не в меру разговорчивого пленника. Тот же Моррисон сообщает, что глаза Крисчена пылали ненавистью.
— Мистер Крисчен, одумайтесь! — воззвал к нему Фраер.
— Заткнитесь, сэр! — крикнул тот в ответ. — Последние недели были для меня кромешным адом. Вам отлично известно, мистер Фраер, Блай сам накликал на себя беду.
Фраер, как задумал, решил выступить в роли посредника и горячо заговорил:
— Если вы и мистер Блай не ладите, это еще не основание захватывать корабль! Послушайте, мистер Крисчен, у нас с вами все время были хорошие отношения, дайте мне сказать несколько слов. Позвольте мистеру Блаю возвратиться в свою каюту, и я уверен, что мы вскоре опять все будем друзьями.
— Молчите, если вам жизнь дорога! Я уже сказал, что теперь поздно, — отрезал Крисчен.
Тут Фраер предложил нечто совсем несусветное: пусть Крисчен возьмет командование на себя, приведет по заданному маршруту корабль в Англию, держа Блая под арестом, а там военный трибунал их рассудит. По Крисчен не был так наивен, чтобы верить, что суд оправдает мятежников, даже если Блай будет признан виновным, не говоря уже о том, что все бунтовщики восстали бы против такой затеи. И он ответил, что, если Фраеру больше нечего сказать, он может с таким же успехом отправляться обратно в свою каюту. Фраер стал уговаривать Крисчена, чтобы тот хоть дал Блаю лодку побольше, однако его красноречие пропало даром.
Итак, посредничество Фраера потерпело крах, но в общей сумятице штурман ухитрился приблизиться к Блаю и шепотом сообщить тому о своем намерении остаться на борту и отбить корабль, чтобы потом вернуться и забрать командира, а также тех, кого мятежники вместе с ним посадят в шлюпку. Блай, как сообщает Фраер, назвал этот замысел превосходным, но это (опять-таки по свидетельству Фраера) не помешало капитану тут же предложить нечто совсем иное, гораздо более соответствующее его психологии и нраву: Блай посоветовал Фраеру сбить с ног Крисчена, чтобы лоялисты могли воспользоваться замешательством, которое непременно последует. Флетчер Крисчен, очевидно, расслышал слова Блая и поверил, что Фраер и впрямь наделен отвагой льва. Он подошел вплотную к штурману ц, грозя ему саблей, учтиво произнес: