Суд. Считали ли вы тогда, что Моррисон ушел бы с вами на лодке, не будь она перегружена?
Коул. У меня не было никаких оснований сомневаться в этом. Он вел себя дисциплинированно и всегда выполнял мои приказы.
Суд. Вы говорили, что Моррисон помогал спустить лодку на воду. Считаете ли вы всех, кто в этом участвовал, сторонниками капитана?
Коул. Нет, кое-кто из них был вооружен.
Суд. Значит, тех, кто при этом не был вооружен, вы считаете сторонниками капитана?
Коул. Я был убежден, что они непричастны к мятежу.
Суд. Вы слышали, чтобы подсудимый Моррисон говорил о своем желании спуститься в лодку и чтобы кто-нибудь помешал ему?
Коул. Мне он такого желания не высказывал, и, сколько я знаю, ему никто не мешал.
Следующим свидетелем был канонир Пековер. Он на протяжении почти всего мятежа сидел в своей каюте на корме, а потому не видел ни Моррисона, ни Хейвуда. Тем не менее Моррисон сумел вытянуть из Пековера признание, что его поведение на всем протяжении плавания было безупречным, а потому нелепо полагать, чтобы он смог стакнуться с мятежниками.
После Пековера показания давал Перселл. Как и Фраер, он осуждал обращение Блая с подчиненными. Когда речь зашла о Моррисоне, Пековер был очень немногословен. Он не помнил, был ли Моррисон вооружен, считал невероятным, чтобы тот участвовал в мятеже, хотя и помогал спускать на воду катер. Большая часть показаний Перселла касалась Хейвуда, причем он решительно утверждал, что, когда спускали на воду лодку, Хейвуд стоял на палубе, положив одну руку на саблю. И будто бы Перселл крикнул ему: «Силы небесные, Питер, что это ты?» Тогда Хейвуд снял руку с сабли и взялся за тали. Перселл тоже слышал, как Черчилль приказал Томпсону задержать кого-то под палубой; он подтвердил, что после этого Хейвуда не было видно наверху. Слова Перселла о том, что Хейвуд держал руку на сабле, были серьезным обвинением, и суд долго выяснял, доказывает ли это, что Хейвуд был вооружен. Перселл, который в общем-то относился к Хейвуду доброжелательно, только теперь сообразил, чем тому грозят его показания. И он с некоторым опозданием заявил, что, но его убеждению, Хейвуд случайно коснулся сабли, это вовсе не значит, что он был заодно с мятежниками. Суд обрушил на плотника град вопросов, но он стоял на своем и упорно твердил, что убежден в невиновности Хейвуда. Все же показания Перселла заметно повредили гардемарину.
В пятницу 14 сентября в девять утра возобновилось слушание дела. В этот день допрашивали остальных свидетелей обвинения; начали с бывших гардемаринов (ставших лейтенантами) Хейворда и Хеллета. Разумеется, ни один из них не вспомнил о том, что грубо нарушил вахтенную службу в роковые часы, когда разразился бунт. Зато она много говорили о поведении Моррисона и Хейвуда и выдвинули серьезные обвинения. На ставший стандартным вопрос суда — участвовал ли Моррисон в спуске на воду лодок потому, что он был на стороне мятежников, или потому, что хотел помочь Блаю, — Хейворд ответил с явным коварством:
— Если вы хотите знать мое мнение, то, по-моему, он помогал бунтовщикам. Может быть, он спускал лодки, чтобы поскорее от нас избавиться.
Суд с естественным удивлением осведомился, считает ли свидетель также и Макинтоша мятежником, — ведь и тот помогал спускать катер на воду? На это Хейворду, конечно, пришлось ответить отрицательно, но он добавил:
— У них было разное выражение лица. Один был доволен, другой выглядел удрученным.
Моррисон спросил Хейворда напрямик:
— Вы говорите, что я был доволен и потому вы склонны считать меня мятежником. Можете ли вы перед богом и этим судом поклясться, что ваше показание не объясняется личной неприязнью?
Хейворд. Нет, оно не объясняется личной неприязнью. Мой вывод был сделан уже после того, как я покинул корабль, а обвиняемый не отправился с нами, хотя у него было не меньше возможностей, чем у других, ведь лодка была не одна.
Этот новый аргумент показался еще более надуманным, и Моррисон не замедлил возразить:
— Вы уверены, что нам дали бы катер, чтобы мы могли последовать за вами?
— Я не участвовал в ваших совещаниях, — вызывающе ответил Хейворд, — и точно ничего не знаю, но думаю, что это не исключено.
Моррисон. Можете ли вы отрицать, что при вас капитан Блай просил не перегружать больше баркас и заверил, что оправдает остающихся?
Хейворд. Я присутствовал, когда лейтенант Блай сделал это заявление, но понял так, что он подразумевает одежду и прочие тяжелые предметы, которыми была набита лодка.