— Я не совершил ничего постыдного и хочу вернуться на родину.
Стрела попала в цель: Крисчен уже сожалел о свое скороспелой затее, а тут еще это новое, непредвиденно затруднение. И так как он хотел избежать жертв, ем оставалось только уступить. В третий раз на протяжении одного часа Крисчен пошел на попятный, и Коу с помощниками, заметно повеселев, принялись спускать на воду баркас.
Едва он лег на воду, как лоялисты с разрешения Крисчена отправились собирать свое личное имущество. Только Блаю пришлось остаться — Крисчен предпочитал не спускать с него глаз и велел его слуге Джону Смиту принести хозяину камзол и брюки. Смит мигом исполнил приказ и помог Блаю одеться, а так как у того были связаны руки, камзол накинул на плечи. То же Смит ведал личным погребком командира, поэтому Крисчен приказал ему откупорить бутылку рома и налил мятежникам по чарке, чтобы отпраздновать победу. Лоялистам, понятно, рома не досталось, но в общем-т Крисчен был очень покладист и снисходителен и позволил нм забрать чуть ли не все, что они хотели. Все предприимчивее оказался писарь Сэмюэль: несмотря на охрану, он заскочил в каюту Блая и взял там его офицерский патент, а также судовой журнал. Правда, личные дневники Блая, таитянский словарик, и чертежи карт ему не дали унести; и эти драгоценные документы пропали. Боцман Коул захватил компас, а Перселл но спеша отобрал ведро гвоздей. Вообще лоялисты не торопились со сборами, так что горячие головы Черчилль и Кинтал вслух поругивали Крисчена за снисходительность и подгоняли отбывающих.
Только без четверти восемь Крисчен, явно подавленный и колеблющийся, собрался наконец с духом и велел лоялистам занимать места в баркасе. Первыми, как и следовало ожидать, выдворили с корабля Хейворда, Хеллета и Сэмюэля, которые снискали общую нелюбовь. По той же причине вид у обоих гардемаринов был испуганный и жалкий. Затем настал черед Фраера. Охрана проводила его до самого борта; здесь штурман сказал Крисчену:
— Я останусь с вами, если вы дозволите.
— Нет, сэр, — строго ответил Крисчен, — спускайтесь тотчас в лодку.
Фраер сделал еще одну попытку:
— Лучше оставьте меня, мистер Крисчен, ведь вам самим не справиться с кораблем.
— Мы отлично обойдемся без вас, мистер Фраер, — прозвучал холодный ответ.
Вполне возможно, что Фраер, как он потом утверждал, хотел остаться лишь для того, чтобы попробовать отбить корабль, но, если часом раньше этот план еще был осуществим, теперь он потерял всякий смысл: водь все лоялисты, которые могли поддержать штурмана, решили покинуть «Баунти». Видимо, Блай тоже этого не учел, а может быть, ему просто не хотелось брать с собой штурмана; так или иначе, он вдруг повернулся к Фраеру и приказал ему оставаться на корабле. Крисчен вспылил, снова схватился за саблю и рявкнул:
— Богом заклинаю, сэр, спускайтесь в лодку, пока я вас не заколол.
И Фраер наконец покорился, но сперва он добился от удивительно терпеливого Крисчена, чтобы тот отпустил с ним юного Тинклера и разрешил взять кое-какие предметы личного обихода.
Обитатели нижних кормовых кают — канонир Пековер, ботаник Нелсон и лекарь Ледуорд — были выведены на палубу одновременно с Фраером, но их не выпроваживали силой на баркас, им предложили самим сделать выбор. Крисчен не ошибался, когда предполагал, что они останутся верны Блаю. Пока они раздумывали, человек пять-шесть уже спустились в баркас, и в том числе, всем на удивление, матрос Лемб и Айзек Мартин, который тоже поначалу был заодно с бунтовщиками и даже вооружился мушкетом. Заметив Мартина, Черчилль пришел в ярость и, угрожая «предателю» оружием, велел ему возвращаться на «Баунти». Лемба он почему-то оставил в покое. Одновременно Кинтал с его недремлющим оком обнаружил, что Перселл нахально тащит с собой весь свой инструмент, и предостерегающе крикнул:
— Черт возьми, если мы им позволим взять все это, они за месяц построят себе новый корабль!
Крисчен не стал вмешиваться, а Перселл, как всегда, упрямо стоял на своем. После долгой перепалки с Черчиллем он нехотя кое-что вернул, но в конечном счете взял-таки противника измором и спустил в баркас свой драгоценный ящик.
Баркас глубоко сидел в воде, а лоялисты все шли и шли; наконец Блай, все еще ожидавший своей очереди, озабоченно воззвал к ним:
— Всем места не хватит, ребята, не перегружайте баркас. Кому-то придется остаться, но вы не бойтесь, я оправдаю вас, если только доберусь до Англии.
Тут Крисчен забеспокоился, как бы его не бросили все специалисты. В итоге плотника Нормана и оружейника Коулмена не пустили на баркас. Проверяя, не улизнул ли еще какой-нибудь нужный человек, Крисчен остановил взгляд на плотнике Макинтоше и приказал ему вернуться на судно. А более квалифицированного Перселла он не тронул; не иначе, решил отомстить Блаю — пусть сам возится с этим скандалистом. Люди Крисчена настояли на том, чтобы был задержан полуслепой скрипач Бирн, — это было тем проще сделать, что бедняга все еще сидел в катере, не подозревая, что остальные погрузились на баркас.
Среди задержанных против своей волн оказались также гардемарины Джордж Стюарт и Питер Хейвуд. Как ни дружил Стюарт с Крисченом, дом, родители и карьера были ему дороже, и он решил остаться верным командиру. Что до его семнадцатилетнего товарища Хейвуда, то с ним дело обстояло и проще и сложнее. Он откровенно боялся погибнуть, очутившись среди океана в открытой лодке, а потому до последней минуты не мог ни на что решиться. Когда Крисчен начал отбирать для себя людей, неугомонный Черчилль подошел к стоявшему у фальшборта гардемарину и насмешливо спросил:
— Ну, а вы что надумали, мистер Хейвуд?
Хейвуд осторожно ответил, что Черчилль ошибается, если причисляет его к сторонникам мятежа. И тут же с простодушной откровенностью добавил, что предпочел бы остаться на «Баунти». Стюарт, который шел в кубрик за своим имуществом, случайно услышал слова Хейвуда и обратился к нему:
— Брось, Питер! Если ты останешься, тебя будут считать мятежником, хоть ты и непричастен к бунту. Пошли-ка со мной, заберем самое необходимое и спустимся в баркас.
Видимо, Черчилль ожидал, что Стюарт и Хейвуд станут на сторону своего друга Крисчена.
— Что это вы, мистер Стюарт, — сказал он с укором, — я вас считал храбрым человеком!
Стюарт язвительно ответил, что отлично понимает намек Черчилля, но вовсе не намерен рисковать головой ради того, чтобы взять реванш над Блаем. С этими словами он зашагал к люку. Твердость Стюарта произвела впечатление на Хейвуда, и он пошел за товарищем. Отпустить их значило бы потерять еще двух человек, разбирающихся в мореходном деле, и Черчилль по собственному почину крикнул своему приятелю Томпсону, который все еще охранял ящик с оружием, чтобы он задержал гардемаринов.
Они все-таки попытались подняться на палубу, по Томпсон направил на них пистолет и рявкнул:
— Вы что, не слышали приказа? Советую вам не двигаться.
Стюарт, в отличие от Хейвуда понимавший, чем все это грозит, прокричал наверх Черчиллю:
— Если вы нас не отпускаете, передайте капитану, что мы задержаны силой!
— Ладно, передам, не беспокойтесь, — иронически ответил Черчилль. Конечно, он этого не сделал.
Еще один член команды — младший боцман Джемс Моррисон считал, как и Питер Хейвуд, что плыть в открытой лодке слишком рискованно. Его укрепили в этой мысли слова штурмана Фраера, который посоветовал ему остаться и помочь отбить корабль. Все-таки Моррисона мучила совесть, поэтому он обратился к своему непосредственному начальнику, боцману Коулу, чтобы проверить, как тот отнесется к его намерению остаться на корабле. Коул только пожал ему руку и пожелал успеха, из чего Моррисон заключил, что поступает правильно: ведь он не собирался присоединяться к бунтовщикам!